В католической Франции плачевное положение евреев на протяжении всей христианской эры самодовольно объясняли божественным промыслом; ненависть или презрение к евреям продолжали вызывать восхищение, как будто они были христианскими добродетелями. «Сегодня, – писал французский исследователь еврейской истории в первой половине 18 века, – все уверены в том, что то бедственное положение, в котором пребывают евреи, и то презрение, которое люди питают к ним, суть следствия проклятия, которому в свое время Иисус Христос подверг этот злополучный народ. Это мнение не делает чести христианской религии» (120, 1).
Сколь глубоко эти фанатические идеи укоренились в умах французских католиков, видно из высказывания одного из наиболее либерально настроенных церковников своего времени – Ламенне *50 (1782 – 1854). Этот оставшийся незамеченным провозвестник христианского социализма не распространял свою симпатию к угнетенным на народ Израиля. В одном из наиболее популярных очерков, написанном вскоре после его разрыва с католической церковью, он относил евреев к категории людей, стоящих ниже, чем рабы. «В течение восемнадцати столетий Отец все еще не простил их, и они влачат свою страдальческую жизнь по всему миру, и даже рабам приходится нагибаться, чтобы разглядеть их».
На протяжении 19 века это мнение все еще было широко распространено, особенно среди роялистов и католиков. Одним из доказательств устойчивости такого предрассудка, зачастую скрытого, но всегда опасного и порочного, его способности сохраняться в умах образованных и интеллигентных людей служит фраза знаменитого литературного критика Барби д'0ревилля (1809 – 1889), занимавшего некогда почетное место в литературной жизни Франции. Этот выдающийся писатель, которого некоторые современники ставили в один ряд с Шатобрианом, Ламенне и Сент-Бёвом *51, косвенно одобрил средневековые погромы, осужденные в 1236 году папой Григорием IX, как «невыразимо оскорбительные для Бога». «Евреи, – писал д'0ревилль, – убили Иисуса Христа… и за это богоубийство они расплачивались в средние века. Они испытали на себе остроту копий христианских рыцарей, любивших Иисуса Христа, как никто не любил Его с тех пор… за исключением святых…»
Таким образом, долгое время после изгнания евреев в конце 14 века ненависть к ним оставалась во Франции столь же яростной и иррациональной, как и прежде. А после их возвращения во Францию повторилось то же, что происходило в средние века: конкуренция в борьбе за власть и деньги, экономические мотивы объединились с религиозным рвением, в результате чего был вновь возрожден антисемитизм. В этом явлении не было ничего нового, кроме названия.
Эдуард Дрюмон, чье имя сегодня почти забыто, был в последнее десятилетие 19 века известен как лидер французских антисемитов. Его предшествующая журналистская карьера не оставила заметного следа и не обнаруживала признаков того обличительного таланта, который с такой силой открылся в нем во время процесса Дрейфуса. До этого его отношения с евреями складывались дружественно и с выгодой для него: в течение десяти лет он за хороший оклад работал в редакции газеты «Ла Либерте», владельцем и редактором которой был Исаак Перейр *2.