Кровь Дезидерия (ЛП)

Я соскальзываю вниз по прохладному камню, подтягивая колени к груди, позволяя своему платью упасть вокруг меня в черную лужицу. Открываю книгу на загнутом уголке, мягкий свет струится из отверстия пещеры, его как раз достаточно, чтобы разглядеть слова на странице. Я смотрю на выведенные чернилами буквы, но мои мысли устремляются в другое место, возвращаясь к далеким воспоминаниям о прошлом, которое я не могу полностью вспомнить. В моей голове мелькают краткие образы тети Лидии и ее блестящих янтарных волос, которые всегда казались такими воздушными на ветру. То, как ее смех был заразителен, когда она гонялась за мной по двору, ее карие глаза были полны света. Но ее смех звучит как далекий сон. Теперь остались только крики, темнота и эхо моего собственного сердца. Мне следовало бы бояться темноты, но вместо этого я нахожу в ней утешение — окутываю себя ее обсидиановыми объятиями, очень похожими на эту пещеру. Приветствуя гул ее желания. Тетя Лиди предостерегала меня от этого — никогда не принимать ее обещаний. Но это проклятие, которое взывает ко мне, искушает меня и преследует меня.

Я бросаю взгляд в сторону входа в пещеру, теряясь в далеком море, и задаюсь вопросом, какая жизнь существует за пределами этого острова. Мой отец время от времени отправляется на три других острова Дейадрума, но, конечно, это слишком опасно для меня. Когда он поймет, что он представляет для меня настоящую опасность? Я бы все отдала, чтобы отправиться за пределы этих вод и увидеть, что существует в других дворах. Проблеск свободы — это еще одно зерно принятия желаемого за действительное, которого никогда не будет.

Я прочитала несколько потрепанных книг по истории, которые стоят на полках в библиотеке, чтобы впитать знания о мире, о Дейадруме и дворах, которые живут вдалеке. По-видимому, в море Дейадрума плавают четыре суда, и на древней карте, нарисованной чернилами в середине книги, показано, что они образуют точки ромба. Дворы называются Асов, Амихан, Асиза и Абхаинн. Двор Асов на Юге принадлежит моему отцу. Прекрасный остров с его бесконечным песком, пышными пальмами, растущими вдоль воды, белыми чайками, танцующими на ветру, и дворцом из слоновой кости с светло-золотыми вставками. Безмятежный остров во всей его красоте и идеальная маска, скрывающая отвратительного зверя, который живет внутри.

Каракули, плясавшие на медных страницах, повествовали о Дворе Амихана на Севере, покрытом высокими пиками гор с белыми шапками, с бледными крапинками, которые падают с пыльных облаков, покрывая остров ледяной изморозью. Двор Асизы на Востоке окутан серым туманом, который лежит под вечнозелеными растениями — первобытным лесом, о котором рассказывают о густых тенях, поклоняющихся безлунному мраку вместо света. Говорят, что при Дворе Абайнна на Западе есть пологие, поросшие травой зеленые склоны, которые простираются на многие мили, и сверкающая река, полная неизвестных явлений, которая извивается повсюду, с песнями, которые поет ветер.

Но в книгах по истории не было слов, произносимых приглушенными голосами по залам, распространяющими мифы. Истории о балах, где фейри танцуют до рассвета на горизонте, о том, как каждый проходящий час сливается воедино. Рассказы о тайнах, которые скрыты в покрытых туманом лесах, пещерах, спрятанных в горах, и кровожадных существах, которые плавают в сверкающей реке. Но эти шепчущие уста также бормотали о пятом дворе… Дворе Пепла. Они говорили о земле, кишащей грехами и потерянными душами.

Интересно, волнует ли моего отца зло, которое рассказывают о пятом дворе, или это просто сплетни, распространяемые среди людей. Мои зубы начинают скрипеть при одной мысли о моем отце. Если бы только люди знали, какой дьявол скрывается внутри него, тот, кто наслаждается демоническими мучениями. Ужасные воспоминания возвращают меня назад во времени: резкая боль, пронзающая мою спину, лоскуты кожи на бедрах и резкий треск, который издает наконечник его позолоченного меча, врезающийся в мой бок. Но хуже всего… шкатулка. Мой личный гроб над поверхностью. Когда он запирает меня внутри него на несколько дней, оставляя окутанной кромешной тьмой и свернувшейся калачиком на холодном, сыром полу, пока мои раны не заживут сами по себе. Способ для моего отца подпитывать свои злые намерения, позволяя мне гнить в собственной грязи, и все это для того, чтобы натянуть поводок и исправить мое постыдное поведение.

Сводящие с ума мысли начинают гноиться глубоко внутри, когда каждое воспоминание, причиняющее боль, предстает перед моими глазами, и моя кровь нагревается при мысли о мести; я пристрастилась к ее манящей песне. Крепко сжимая руки в кулаки, я приветствую легкое покалывание от ногтей, впивающихся в ладони, возвращая мой разум к настоящему, поскольку они оставляют следы в форме полумесяца. Внутренняя ярость превращается во что-то непроницаемое, в глубоко укоренившийся корень, который растет с каждым днем.