Просыпаться было тяжко, - в первый момент было чистое, ясное утро, не отравленное ничем, а потом нахлынули тревоги, сомнения, тяжесть необходимого. Он встал, собрался, - понимал, что будет много народу, что все лучшие места занимаются с ночи, и вряд ли ему достанется что-то хорошее, и была мысль подчиниться: как ляжет, куда попадёт, то и хорошо, а если не удастся увидеть императора, значит, так и должно быть... Он встряхнулся. Это трусость.
Народ на улицах радостно спешил - все в одну сторону, группами, семьями, весь город стал бордово-чёрным от праздничных одежд, и даже устремлённые к небесам стрелы на каждом доме казались острее. Итари шёл, почти не выбирая дорогу, почти не думая, как во сне, - да, точно, как будто снится сон о возвращении в детство, и только странно, что ты теперь ростом вровень со взрослыми, а не смотришь на них снизу вверх. Он прошёл несколько кварталов, свернул во внутренний двор, - если не перекрыли путь, то можно подняться на верхний этаж по открытой каменной лестнице, этот дом выстроен так, что вроде бы и прячется, не на виду, а с крыши прекрасно видно пирамиду. Итари коснулся двери, - неожиданно замерло сердце. А вдруг закрыто?
Старая створка поначалу не дрогнула, он снова вернулся к мысли: как ляжет, нет - значит, не судьба, значит, не на ту он дорожку пытался выйти... Но потом что-то в двери пискнуло, створка отошла в сторону. Здесь не было никого, - как и когда-то давно, мало кто догадывался об этом убежище, а жители дома, видно, полагали, что виды на праздник бывают и получше. Итари поднялся по лестнице, снова стали слышны голоса толпы. На крыше было пусто, он пристроился, - всё же жёстко, долго так не просидеть, - и обнаружил, что в памяти этот вид был несколько пошире. Можно было бы договориться с Гирантайа и сесть где-нибудь по-человечески. Или нет...
И всё же отсюда было хорошо видно. Даже очень. Даже слишком. Потому что перед самым началом празднества далеко слева появились пятеро - и окружение жрецов почтительно смотрело на них. Пятеро, кому суждено было проходить испытания. Итари, похолодев, заставил себя произнести это, хоть и мысленно: проходить испытания для того, чтобы уйти в Белые Крылья.
Он знал, как это больно, - когда вектор твоей жизни устремлён в одну сторону, а от тебя хотят другого. Когда хотят, чтобы векторы совпали, мучительно молят судьбу о невозможном, а судьба неумолимо разворачивает - прочь, прочь от чужой жизни, от этого города... даже от этой планеты.
Теперь он как будто получил сильно запоздавший - а может, и нет? - удар мщения. Когда-то он был виноват в том, что векторы не совпали. Сейчас человек, перед которым он был виноват, стоял среди этих пяти, вдохновенно и слегка безумно смотрел туда, где должен был появиться император. Император - которому служили безоглядно и беззаветно Белые Крылья. И теперь вектор вёл прочь - не от его жизни, которая вновь вернулась на Астлан и в Найарит, а вовсе прочь от жизни.
Потому что для того, чтобы стать Белыми Крыльями, нужно пройти через смерть. Да, наверное, они всё-таки каким-то образом живы, но они уже не люди, эти белые гигантские призраки, и никто из них уже не может, - в горле встал ком, - просто по-человечески любить. Вся их любовь устремлена на императора, - единственное, что удерживает их по эту сторону смерти. По крайней мере, так говорят, и никогда ещё, ни разу за все века существования Астлана не было опровержения.
Итари заставил себя отвести глаза. Сейчас они пройдут и сядут на свои места, их не станет видно. И наконец начнётся церемония. И император-самозванец, который уже отнял у него покой, отнимет надежду на быстрое окончание своего правления... а потом и надежду на то, что векторы сойдутся. Когда у них посвящение?
Ему уже хотелось поскорее сбежать с церемонии, вызнать про эту группу, про то, какие испытания они уже прошли, а какие впереди, и остался ли у них хотя бы один День Обратного Пути... А что, если всё уже кончено, и после церемонии благодарности за долголетие они пойдут к Источнику, чтобы перейти последнюю черту... Итари вздрогнул всем телом. На его глазах. Тело будет становиться прозрачным, до жути живым, потом будет вспышка, и всё изменится... навсегда. Он вынужден был вцепиться всеми пальцами в крышу: закружилась голова. В следующий миг он вздрогнул: к небесам взлетели резкие призывные звуки, и церемония началась.
Итари медленно поднял голову. Кандидатов в Белые Крылья не было видно. Обругал себя: вернулся домой, расслабился, потерял профессионализм. Работа есть работа, и ни при чём тут твоё отношение... хотя это как раз и может сработать против тебя же. Если самозванец на троне уже давно, если он сумел плавно влиться в жизнь Астлана, и Астлан его принял, то не зря ли он трепыхается? Подозрения и ощущения будущего в дело не включить, а против Астлана вроде бы этот человек пока ещё ничего не сделал. Да и народ его любит... точнее, не его, - это украденная любовь к Агистасу Мойре, сам он ничего не заслужил пока.