Кровь Драконов

Если Синтара и заметила их, виду она не подала. Она охотилась, медленно облетая по дуге берег с их стороны. Лефтрин мысленно отметил, что нужно добавить еще один факт к своей растущей коллекции схем, набросков и заметок о реке: если дракон охотился здесь, то, как он подозревал, это означало, что где-то рядом есть твердая почва. Он не мог представить, ни то, что Синтара станет бросаться на жертву сквозь гущу деревьев, чтобы оказаться в болоте, ни то, что она охотно станет нырять за добычей в реку. Вряд ли. Там, позади высокого густого леса, должны быть низкие луга или холмистые предгорья, предваряющие луга и холмы Кельсингры. Нужно будет их исследовать. Когда-нибудь.

— Она придет? Это была Тинталья?

Рейн отвел глаза, увидев надежду в голубых глазах Малты. Он покачал головой. — Это не наш дракон. Я думаю, если бы это была она, мы бы почувствовали. Нет. Это одна из молодняка, синяя самка по имени Синтара. Лефтрин говорит, что даже если бы мы могли позвать ее или дать ей сигнал, ей негде приземлиться. Но мы всего в нескольких днях от Кельсингры, в худшем случае. Мы скоро будем на месте, дорогая. И с Фроном все будет в порядке.

— Несколько дней, — сказала Малта уныло. Она посмотрела на их спящего сына. Она не стала говорить вслух того о чем они оба думали. Возможно у их мальчика не было нескольких дней.

Первые дни на борту Смоляного прошли для него хорошо. Он отлично ел и спал, просыпаясь серьезно смотрел на них обоих своими темно-синими глазами, потягивался, ерзал и набирал вес. Его руки и ноги стали пухлыми, а щечки округлились. Здоровый розовый цвет покрыл его тело и он стал меньше похож на ящерицу. Оба они осмелились надеяться, что опасность для ребенка миновала.

Но после нескольких дней улучшение прекратилось. Его сон начал прерываться долгими приступами плача, когда ничто не могло его успокоить. Его кожа стала сухой, глаза опухли. Рейн был вынослив, но укачивание кричащего младенца на протяжении часов, чтобы Малта могла уединиться в их каюте и хоть немного поспать, стало самым выматывающим испытанием за всю его жизнь. Огромное количество решений было предложено и испробовано, начиная от более плотного пеленания в одеяльце и заканчивая несколькими каплями рома, чтобы успокоить желудок. С Фроном гуляли, ему пели, его качали, купали в теплой воде, убаюкивали, оставляли выплакаться. Ничто из этого не оказало воздействия на его бесконечный пронзительный плачь. Рейн потерял надежду и был расстроен, Малта погрузилась в глубокую печаль. Даже когда ребенок спал, кто-то продолжал присматривать за ним. Все боялись, что однажды он сделает выдох, а следующего вдоха не последует.

— Пусть он поспит немного один. Пойдем со мной. Разомнись немного, подыши свежим воздухом.

Малта неохотно разогнулась оставляя Фрона спать в его корзинке. Рейн обнял ее чтобы проводить ее прочь из занавешенного полотном закутка на открытую палубу. Ветер был холодный, предвещавший скорое начало дождя, но даже он не смог вернуть румянец на щеки Малты. Она была измучена. Рейн взял ее руку, почувствовал хрупкие косточки под тонкой кожей. Ее волосы стали сухими, они выбились из золотистых кос заколотых на голове — он не помнил когда в последний раз видел, чтобы она расчесывала их. — Тебе надо больше есть, — сказал он нежно и увидел, что она вздрогнула, словно он ругал ее.

— У меня предостаточно молока для него и он хорошо ест. Но не похоже, чтобы это шло ему на пользу.

— Я не это имел ввиду. Я имел ввиду, для тебя самой. Как и ради него, конечно. — Забормотал Рейн, а потом сдался. Он притянул ее к себе, накрыл своим плащом, чтобы согреть и посмотрел поверх ее головы. — Капитан Лефтрин говорит, что когда они в последний раз проходили здесь вверх по течению, река была такой мелкой, что они потратили несколько дней, чтобы найти проход. Сложно поверить, правда?

Малта взглянула на на широкий поток воды и кивнула. Он больше походил на озеро, раскинувшееся во все стороны, чем на реку. В этом месте река двигалась медленнее, давая жизненное пространство плавучим речным растениям. И судя по ним весна была не за горами: новые побеги, изгибаясь, вытягивались из воды, в ожидании более теплой погоды, чтобы распуститься листьями кувшинок; потемневшие пряди стелящихся по поверхности воды водорослей покрылись зелеными почками по всей длине.