Аргален пожалел, что не может дотянуться до рук правителя и хотя бы укусить его, зубами порвать бледную, покрытую мерзкими седыми волосками пергаментную кожу на пальце. Даже и такой маленькой мести фей был лишён! Оставалось надеяться, что Лэннери и Беатия окажутся удачливее.
– Чувствую, ты задыхаешься от невозможности спросить, кто такие мои Лучезарные на самом деле, – правитель присел на табурет и улыбнулся всё той же отвратительно добродушной улыбкой. – Хибри, или нечисть… или кто?
Аргален смотрел на него во все глаза, не шевелясь, не издавая ни звука.
– А ещё ты должен дивиться тому, как я создал иллюзию воинов из света. Да, это было нелегко, – Танриэн почесал бороду, устроился поудобнее на скрипнувшем табурете, – но ведь у меня был лучший Учитель на свете. И он научил меня следующему: обманывая людей, делай то, чего они хотели бы сильнее всего. Их желание переплетётся с твоей магией, – со смешком произнёс Танриэн, – и будет усиливать её. Понял теперь, служитель Кэаль? Достаточно создать простенькую иллюзию и заставить поверить в неё одного человека – да хотя бы слабоумного брата, – как она заметно усилится. К тому времени, как отряд моих воинов появился перед вами, весь Кейверран верил в то, что они Лучезарные. А значит, мне эту иллюзию и подпитывать не надо – она держится сама собой.
Танриэн подмигнул пленнику, вставая с табурета и снова беря в руки нож:
– Ну что, займёмся теперь вторым крылом?
И Аргален, наконец, лишился чувств.
Глава XVI
– Вы окажете нам огромную честь! У нас… в деревне… служители Кэаль… – мэйе захлёбывался от благоговения и не находил слов, чтобы выразить его в должной мере. Лэннери с трудом сдержал неуместно весёлую улыбку, видя смущение Беатии.
Перед ней на столе были разложены яйца, чёрный хлеб, зелень и пара кусков весьма пахучего сыра. До того, как попасть в деревню с забавным названием Гурунья, Беатия гордо заявила, что она, мол, не хуже Аргалена и попробует заменить сайкум человеческой едой. Даже если потом что-то полезет «с другого конца», бездарные, точнее люди, ведь с этим справляются!
– Так-то оно так, – не стал возражать Лэннери, – но не лучше ли потерпеть, раз уж сайкум закончился? Ещё немного – и мы окажемся на Флавастрии, где его делают из сока золотолиста. Это наверняка будет вкуснее, нежели человеческая еда!
– Тут дело не в голоде. Я просто хочу попробовать, – заупрямилась Беатия, словно ей вскоре должно было исполниться не шестнадцать, а шесть лет. – Раз уж мы остановились в Гурунье… Да и деревенские решат, что я их благословляю таким способом, – добавила она с усмешкой.
И теперь Беатия сидела за столом на потемневшей от времени деревянной скамье, а вокруг неё собралась вся семья мэйе – кругленькая, румяная жена, старуха-мать и три дочери, да сам он, так часто кланявшийся феям, что у Лэннери зарябило в глазах. Он отошёл в сторону и прислонился к стене, наблюдая за тем, как женщины хлопочут вокруг Беатии. Выяснилось, что по деревенским поверьям фея, которая решила отведать чьих-то яств, не только благословляет дом и всю семью, но и показывает, что люди это святые, и Кэаль на том свете удостоит их души невиданного блаженства.
– Ешь, благородная фея, – пропели дочери мэйе в три мелодичных голоса – не хуже, чем интонации самой Беатии. Красивые девушки, только чересчур пухленькие, промелькнуло в голове у Лэннери. Он задумчиво покрутил свою палочку в руках и услышал голос Айи:
«Незачем смотреть на человеческих девушек, если не собираешься отказаться от крыльев!»
Лэннери хмыкнул.
«И не думал. На пороге-то новых Злых Времён!..»
– А… а это вкусно? – Беатия нерешительно взяла в руки луковицу, надкусила, и до Лэннери донеслось явственное «Ой». На глазах у Беатии выступили слёзы; она поспешно схватила кусок хлеба и принялась заедать им невкусный, как видно, лук. Лэннери потянул носом – да, судя по запаху, такое лучше не пробовать.
– Что случилось? – обеспокоенно спросил мэйе, а жена его пододвинула к Беатии большую кружку с колодезной водой.
– Это я… от счастья, от благодарности плачу, – нашлась Беатия и попросила отрезать ей кусок сыра. Три дочери мэйе наперебой бросились исполнять это пожелание, а старуха-мать стала громко возносить Кэаль молитву за то, чтобы и впредь служители её осеняли своими крылами этот дом. Лэннери вдруг заскучал и потихоньку, пока все были заняты Беатией, выбрался во двор – только дверь скрипнула.
Небо над ним раскинулось безупречно-синее, без единого облачного пятнышка, и хотя Белая Звезда сияла не так ярко, как прежде, трещины на ней были не так уж заметны – если не присматриваться. Лэннери постоял какое-то время, вслушиваясь в звуки окружающего мира – кудахтанье кур, мычанье коров и гогот гусей. То и дело доносился колодезный скрип и человеческие голоса, слышался чей-то грубый, но сердечный хохот. Из хлева тянуло запахом навоза, который смешивался с ароматами скошенной полевой травы. «Остаться бы тут», – подумал Лэннери, как тогда, в Аргеновой Долине. Хотелось лечь где-нибудь на траву, слушать шёпот листвы на деревьях и ни о чём не думать, пока не уснёшь.