Лэннери резко выдернул руку, повернулся и встал лицом к лицу с Беатией. Брови её сдвинулись, губы плотно сжались, и в чертах проступила решимость, какой он ещё не видел. Не верилось, что они учились в одной и той же Школе, и Лэннери почему-то легко усвоил то, что нельзя, недопустимо пытать врагов, а Беатия – нет. Да, он мечтал о долгой и кровавой расправе с черномагом-нечистью, но то мысли, а в реальности Лэннери, скорее всего, быстро прикончил бы эту тварь на месте несколькими лучами.
– Послушай, – начал он, но Беатия всплеснула руками:
– Опять! Опять ты хочешь проявить это никому не нужное милосердие! Лэн, опомнись. Это война, а на войне допустимо всё. Это не учёба в Школе! Смотри, ты вышел с ним на честный поединок и мог погибнуть, а потом он и до меня добрался бы! Они пользуются нашими же слабостями, чтобы истребить поодиночке! Как ты не понимаешь, Лэн?!
Её голос стал низким, яростным, и Лэннери почувствовал, что ещё немного – и эта ярость пополам с болью обожжёт его, как огонь. Он отступил, бездумно взглянул на небо, провожая глазами Белую Звезду и думая, как успокоить Беатию. И вдруг застыл, чувствуя, как незримые ледяные пальцы бегут по спине, а сердце замирает, пропуская удар.
– Звезда! На ней больше трещин! Посмотри, Беатия!
Она вскинула голову. Казалось, что Белая Звезда вот-вот расколется на части, а потом… что будет потом? Мир зальёт темнота до появления Золотой Звезды?
Голос Марда – насмешливый, с ноткой фальшивого участия – ворвался в мысли Лэннери:
– Что, небось случилось что-то с вашими дружками?
Аргален, толстый, нелепый, неуклюжий, со своими вечными свитками под мышкой и рассказами о прошлом; Ирлани, капризная рыжая фея, всегда лучше знающая, как поступать, с громким и недовольным голосом. «Дружки». Соратники.
Лэннери шагнул к Марду и, размахнувшись, изо всех сил впечатал кулак в оскаленные белые зубы. Хрустнуло, потекла кровь, голова Марда стукнулась обритым затылком о дерево; Лэннери равнодушно наблюдал за тем, как тот с усилием выпрямился, сплюнул зуб на траву и выругался.
«Лэн?» – беспокойно зазвучал в ушах голос Айи. Не отвечая, он обернулся к поникшей Беатии:
– Делай с ним, что хотела. Я разрешаю, как будущий Наставник. Равновесие перекошено так, что от твоих пыток ничего не изменится, зато мы можем узнать что-то новое.
Беатия преобразилась, сверкнула своими голубыми глазами, облизнула пухлые губы и медленно, почти любовно погладила свою палочку:
– Мирана, приступаем.
– К чему… приступаем? – прохрипел Мард, сплёвывая на землю, и тут же новый луч выбил ему ещё один зуб. Пленник выпучил глаза, давясь кровью. Лэннери отступил на шаг, прислонился к дереву и скрестил руки с палочкой на груди.
– Следи, чтобы не захлебнулся, – услышал он собственный бесстрастный голос. Беатия кивнула, не глядя. Вся она, казалось, трепетала от наслаждения, предвкушая пытку, но сейчас Лэннери не испытал омерзения. Он вообще ничего не испытывал, будто у него на глазах принялись мучить деревянный чурбан, а не живого человека.
«Лэн, ты уверен, что не пожалеешь об этом? – мрачно поинтересовалась Айя. – Ведь начав однажды, можно не остановиться. И стать не лучше, чем сторонники Мааль».
Лэннери обдумал её слова. Да, недавно он говорил Беатии почти то же самое. Но ведь Кэаль – справедливость, а разве это несправедливо – воздать ученику черномага по заслугам? За Наставницу. За фей, которых он наверняка убивал вместе со своим учителем, атакуя Школу Белой Звезды. За всех невинных людей, которым эта мразь успела причинить вред. Если Гарлигану было жалко, потому что её изуродовали, покалечили тело и душу, превратив в хибри, то Мард – человек, выбравший свой путь сам.
«У нас в любом случае будет важное отличие от сторонников Мааль, – ответил Лэннери своей палочке. – И оно заключается в том, что мы не трогаем тех, кто ни в чём не повинен. Не отбираем детей у их матерей и отцов, а сестёр – у братьев. Мы – служители Кэаль Справедливой».
– А-а-а-а! – Теперь это был не боевой клич, а крик боли. Лэннери отвлёкся от Айи и обратил свой взгляд на Марда – Беатия не только резала его лучами, но и жгла, как огнём. – Хва-а-а-тит!
Беатия подскочила к нему, схватила его за подбородок, заставляя смотреть на неё мутными красными глазами.
– Расскажешь нам что-нибудь, а? Как зовут твоего учителя, точно не знаешь? А какие у него слабости? Ты знаешь, я ведь не дам тебе умереть. Я вырву тебе все зубы, выжгу глаза, сломаю пальцы на руках и брошу здесь, в лесу. А потом скажу в Гурунье, кто ты, чтобы они продлили твои мучения, насколько это возможно. Ну, говори! Говори!