Кровь героев

Византийки переглянулись и презрительно фыркнули. Дорогой это мог бы назвать только тот, кто не видел настоящей дороги. Под колесами и копытами стелилась та же, только может быть чуть более утоптанная лесная земля, то тут, то там вздыбленная корнями огромных деревьев. Ни прочности камня, ни аккуратности и, разумеется, никаких указателей, да и, непохоже, что в них хоть кто-нибудь нуждался — дорогой мало кто пользовался: пока отряд двигался к цели, солнце уже успело подняться почти на ладонь в своем пути по небу, и никто так и не попался им навстречу.

За стеной деревьев девушки ничего не видели и они даже обрадовались, когда та нарушилась полосой сочной травы на берегу ручья. На белом песке, на поваленной лесине около костерка сидели люди и размахивали руками. Когда отряд поравнялся с ними, кто-то из всадников повернул коня, направляясь к незнакомцам. С телеги, через голову возницы видно Анна увидел, как тот сперва наклонился с лошади, а потом схватился за плеть. Рука взлетела к небу, опустилась, и в туже секунду всадник вылетел из седла….

Подумать им было над чем. Чудо, что само пришло в руки, давало разные возможности. Пол ночи они обговаривали то, что лезло в головы, спорили, да и утром далеко от камня не ушли — сели у дороги и доспорили: что все-таки лучше — большим отрядом бродить по окрестностям или, раздобыв лошадей разъехаться по разным сторонам, и каждый вечер собираться тут, у костра и рассказывать, что удалось узнать за день.

Только и тут помешали…

Не столько больно, сколько обидно. Его! Воеводу! И плетью… Избор подскочил, яростно шипя от жгучей боли в спине, принялся растирать её рукой. Тут сидишь о жизни думаешь, планы строишь, так тут еще кто-то с нагайками лезет, кланяться велит… Ярость мгновенно, словно вспышка греческого огня, охватила всех троих. А если человек чувствует себя в своем праве, то он силу Богов, силу Прави за собой ощущает и тогда ни чего ему не страшно — ни люди, ни нелюди…

— Ну, вы ребята, подставились… — сердито пробормотал Гаврила, закатывая рукава рубахи. До белого каления довели его эти пинские витязи своим упрямством. — Ох, сейчас тут будет…. Гога с Магогой удивятся и от жалости удавятся…

Драться втроем против тридцати — безумие. Может быть, у кого-то из настоящих богатырей это и получилось бы, но никто лучше них самих не знал, что они-то не богатыри. Они просто хорошие воины и не более того. Только это отговорка для слабых духом. Сделанного не переделаешь. Ничего ведь не изменится: ни удар плетью, полученный пинским воеводой никуда пропадет, ни тот орелик, который пролетел сквозь кусты насквозь и, пропахав песчаную полосу, плюхнулся в воду, не высохнет и не заскочит обратно в седло, как ни в чем не бывало… Да и мозгов у этого махальщика плеткой не прибавится… А значит все опять пойдет своим чередом — и плетка и полет сквозь кусты… А в итоге все одно — трое против тридцати.

— Несправедливо, — сказал Гаврила, поднимая свой страшный кулак. — Ровнять буду…

Враги не успели разъехаться, только те, кто ехал впереди двинули коней, чтоб не мешать друг другу рубить чужаков, а остальные как ехали длинной цепью в два ряда, так и остались.

Щелк, щелк, щелк…

Исин, вынимая саблю, успел увидеть, как накатывающиеся на него всадники вылетают из седел, словно кто-то невидимый выбивает их оттуда невидимым же бревном, впечатываются друг в друга и улетают за деревья…

Там с хрустом ломались ветки и кости, ржали лошади, кто-то визжал тонкими голосами.

Хазарин довольно ухмыльнулся.

Кто что мог в кулаке упрятать, а вот Гаврила прятал там самое настоящее волшебство.

Когда-то по молодости лет попался тогда еще простой смерд Журавлевского князя Круторога Гаврила Масленников в руки к пришлому колдуну Мазе и тот случаем и его же, Гавриловой, глупостью наделил один из кулаков их товарища страшной колдовской силой. Стоило ладошкой ударить по сложенному «в трубочку» кулаку, как там такое начиналось… Никакого тарана не нужно! Врагов плющило, разметывало в пыль и брызги!

— Ломи их! — заорал сотник, но никто его не услышал — за этим грохотом киевлянин едва слышал звон стали. Врагов хоть и стало меньше, но смелости они не потеряли и охотно меняли её на свои жизни. Схватка разделилась на две кучи. На берегу махался Исин, а где-то позади звенел Изборов меч и слышалась ругань. До стоявшего чуть в стороне Гаврилы у них пока не дошли руки. Точнее все те, у кого руки дотянулись, уже кончились и киевлянин занялся отставшими.

К хазарину двое забегали со спины и Гаврила, отвлекшись от разглядывания противников, двумя ударами вывел дураков из игры. Хазарин, не заметив помощи, продолжил отбиваться двумя клинками.

Щелк, щелк, щелк… Еще трое. Эти по его душу.