Кровь? Горячая!

— Расстегнете? Кажется, мне не дотянуться. Майло понимал, что дотянуться она может — иначе как бы она одевалась? — но был польщен этим жестом и испытал жгучее возбуждение. Он довел застежку до талии Лейни и смотрел, как расходятся половинки платья, открывая нежную плоть. На фоне простого черного бархата кожа Лейни казалась бледной. Бюстгальтера на ней не было.

Она дернула плечами, и платье упало к ее ногам. Трусиков на Лейни тоже не было, и с того места, где он стоял, ее ягодицы, покрытые идеальным пушком, казались нежными на ощупь.

Она повернулась к нему лицом. Он уже имел возможность до интимнейших деталей изучить ее тело, но на этот раз все было совсем иначе. Сейчас он мог ее коснуться, если бы она не остановила его в последний момент, и кончики его пальцев затрепетали от предвкушения.

Лейни придвинулась к Майло, поднявшись на цыпочки, чтобы поцеловать его. Как в тумане, дрожа, он опустил ладони на нежную округлость ее бедер. Она припала к нему, источая телом тепло, которое Майло ощутил через одежду, и он погладил изгиб ее спины. Ему отчаянно хотелось ощутить ее плоть своей.

Она сбросила с него пиджак, набросила на стул и принялась за рубашку и галстук. Он поднял руки, чтоб было легче стянуть с него майку, и тогда ее соски — словно знаки животной страсти — скользнули по его груди, отчего у него перехватило дыхание.

Ненадолго ее задержал ремень; пока она с ним возилась, ее маленькие белые зубки прикусили нижнюю губу. Он с удивлением заметил бусинки пота у нее на лбу, в ложбинке между грудей.

Она позволила ему сбросить ботинки, брюки, трусы. Он оставался в носках, когда она повела его к кровати, усадила на матрас и подтолкнула в грудь узкой ладонью, и он распластался на спине.

Когда Лейни присоединилась к нему, Майло ощутил внезапный позыв убежать, но был беспомощен, когда обнаженная женщина присела над его лицом, зажав бедрами его голову. Он не видел ее лица, но ему были абсолютно знакомы ее запах, форма ее грудей и видневшийся над ним ее живот. Его память сохранила каждый волосок ее лона.

Смех ее колокольчиками рассыпался у него в ушах, и она распростерлась на Майло, показывая ему глаз. Его пристальный взгляд был пронзительным, неотвратимым. Майло лежал, обнаженный телом, разумом и душой.

Женщина понимала его ненасытность: она видела его своим потаенным глазом. Дрожь пробежала по ее телу, когда глаз моргнул, закатился — и исчез. Она присела на лицо Майло, прижавшись теплыми губками к его губам.

Он алчно упивался ею, не обращая внимания на то, что у него закрыты нос и рот и он не может дышать. Опытный язычок порхал, соприкасаясь с языком Майло, извиваясь между его зубами, — еще одно неожиданное наслаждение, — и он тонул, оставаясь в счастливом неведении о стремительно наступающем удушье.

Она оттолкнулась от Майло; внезапная разлука и прилив кислорода в задыхающиеся легкие вызвали судорожное содрогание его неподвижного тела. Пристроившись рядом с ним, она оттянула крайнюю плоть и прошлась язычком по набрякшей головке, по пылающему члену.

Уже без колебаний Майло открылся ей, глядя на Лейни своим тайным глазом, и его маленький язычок выпорхнул, чтобы пройтись по острому краю ее зубов. В смехе Лейни звучал восторг, когда она взгромоздилась на него.

— Я боялся, что никогда тебя не найду, — произнес Майло.

— Но ведь нашел.

— Вижу.

Она зависла над ним, открытая, трепещущая, готовая.

— Поцелуй меня.

Гримдайк поднял бедра ей навстречу, и бархатная тьма поглотила его.

Ричард Матесон Ах, эта Джулия!

Октябрь

На лекции по английской литературе Эдди Фостер впервые обратил внимание на эту девушку.

И не потому, что она села позади него. Конечно, девушка и раньше попадалась ему на глаза, когда он оглядывал аудиторию, пока профессор Юстон что-то писал на доске или зачитывал отрывок из учебника. Конечно, он видел ее, входя в аудиторию или выходя из нее. Иной раз проходил мимо нее в коридорах учебных корпусов или по дорожкам кампуса. Однажды она даже коснулась его плеча и протянула ему карандаш, который выпал из кармана.

Но никогда раньше он не мог разглядеть в ней женщину. Во-первых, если у нее и была впечатляющая фигура, девушка очень искусно прятала ее под одеждой свободного покроя. Во-вторых, молоденькое лицо не блистало красотой. В-третьих, тихий и высокий голос.

Эдди невольно задался вопросом, а почему, собственно, он обратил на нее внимание в этот день. Всю лекцию он думал о рыженькой, которая сидела в первом ряду. В пьесе, которая проигрывалась перед его мысленным взором, роли исполняли он и она, одна сладострастная сцена сменяла другую. И когда перед очередным актом поднимался занавес, он услышал за спиной голос:

– Профессор?

– Да, мисс Элдридж.

Эдди через плечо глянул на мисс Элдридж. Вопроса не расслышал, зато пригляделся к простенькому личику, услышал голосок, увидел широченный свитер. И внезапно в голове сверкнула мысль: «Возьми ее».

Эдди резко отвернулся, сердце забилось так, словно слова эти он произнес вслух. Что за идиотская идея? Взять ее? Без всякой фигуры? С детским личиком?