Тот выглядел несколько лучше, чем прежде, хотя лицо его все еще казалось бледным и измученным. Следы тяжелой болезни читались в запавших глазах и безвольной позе, в которой сидел принц. Джордан чувствовал себя в присутствии этого человека как бы не в своей тарелке, словно безнадежно пытался найти ответ на неразрешимый вопрос. Актер старался понять свое отношение к Виктору и обнаружил, что не может этого сделать. С одной стороны, люди как будто признавали, что Виктор был наиболее многообещающим кандидатом на престол, по крайней мере до того, как встретился с Элизабет. Хотя, если рассудить здраво, это не так уж много значило. Мессир Гэвэйн находился с принцем как в дни печали, так и в дни радости, но была ли причиной такого поведения рыцаря личная преданность? Может, дело было в клятве, принесенной Гэвэйном королю Малькольму? Госпожа Хетер, несомненно, любила Виктора, но не следовало сбрасывать со счетов ее честолюбие. И безжалостность… в этом фаворитка Виктора мало чем отличалась от госпожи Элизабет. Похоже, среднему сыну Малькольма не очень-то везло с женщинами. Можно было бы поставить в заслугу Виктору то, что он попытался прикончить Доминика, если бы способ, который он выбрал, не был столь глупым и любительским. Итог оказался неутешительным. Джордан начал думать о том, что было, на его взгляд, наиболее важным. Катриона Таггерт отдала ему, актеру, чья игра убедила ее в том, что Виктор наиболее достойный соискатель короны, завещание покойного короля. Но разве достоин настоящий принц Виктор такого доверия? И что делать ему, Джордану, если нет?
Принц оторвал свой взгляд от огня и внимательно посмотрел на Джордана.
— Странно смотреть на человека, который выглядит, как ты, как твоя копия, — сказал он задумчиво — В Редгарте есть легенда, согласно которой доппльгангеры, не природные двойники людей, являются им как предвестники неминуемой кончины. Ты для меня плохое предзнаменование, актер?
— Надеюсь, что нет, ваше высочество, — осторожно произнес Джордан, — ведь я нахожусь здесь, чтобы помочь вам завладеть престолом.
Виктор едва заметно улыбнулся.
— Да, я стану королем, раньше я никогда не думал, что так случится. Луи был старшим и к тому же любимцем отца, поэтому я даже и не сомневался, что корона достанется ему. Не потому, что он заслуживает этого. Он не мог пропустить ни одной юбки, с тех пор как у него начал ломаться голос. Если Луи не удавалось запугать свою жертву, то он просто насиловал ее. Можно ведь было рассчитывать на то, что в нем окажется больше гордости? Я всегда терпеть не мог Луи, как и почти все остальные, но папа и слышать ничего не желал… Старый дурак. Все, что ему ни говорили про Доминика, он пропускал мимо ушей. Даже Луи и тот терпеть не мог нашего младшего братца. Он, наверное, даже родился сумасшедшим. Когда мы еще были детьми, Доминик взял щенка из замковой псарни и разрезал его, чтобы посмотреть, что у него внутри. Никого не удивило, что Доминик стал колдуном. Мне будет приятно отдать приказ о его казни.
Джордан испуганно посмотрел на Виктора, и тот расплылся в улыбке.
— О, да, актер, Доминик умрет. Мне надо было действовать осмотрительнее и тщательнее подготовиться, чтобы убить его, когда он увел у меня Элизабет. С этого все и началось…— голос принца, мысли которого витали в прошлом, зазвучал как-то глухо, — Я любил ее, актер. Так, как ее, я не любил никого в жизни… Я слонялся целыми днями с дурацкой улыбкой на лице, я был счастлив, что она любила меня. Я не поверил, когда мне донесли про нее и Доминика, даже пригрозил вызвать на поединок одного человека, чтобы не распространял грязные слухи. Я был так молод… Но в конце концов пришлось поверить. Я потребовал от Элизабет правды, а она рассмеялась мне в лицо. Мне следовало все обдумать, выждать и прикончить их обоих.
Я познал цену терпению, когда мне пришлось гнить в изгнании в компании этого нелепого реликтового ископаемого — Гэвэйна, который не знает ничего, кроме долга, чести и выполнения приказов. Все это хорошо для ничтожных людишек, а не для принцев и королей, которые неподсудны никому, кроме самих себя. Они выше всех. Нет, актер, у меня хватило времени в Кагалимаре подумать о том, что я стану делать, когда они посмеют позволить мне вернуться. Первый день моего правления станет последним днем жизни моих братьев и Элизабет. Их головы я велю насадить на колья и выставить за воротами моего замка, чтобы вороны выклевали им глаза.
Виктор поднялся с кресла и встал спиной к камину. Щеки принца горели, а глаза светились неестественным блеском:
— Всякий, кто осмеливался выступить против меня, умрет! Все! Когда я стану королем, мне будет принадлежать власть Камня, и я сумею отомстить за долгие годы страданий, за все нанесенные мне оскорбления. Я буду властвовать над нереальным миром, и благодаря мне Редгарт обретет свое прежнее величие.
Джордан, которому очень не нравился ход его собственных мыслей, недобрым взглядом посмотрел на принца:
— Насколько я могу судить о нереальном мире, с ним шутки плохи, слишком уж он опасен…