Кровь и лунный свет

– Это потрясло его. Но у меня даже мысли не возникло, что он может убить ее.

Симон описывал большинство убийств как незапланированные.

– Сомневаюсь, что сам Ламберт всерьез задумывался об этом, – говорю я.

Теперь, зная, с чего все началось, я понимаю причины остальных убийств. Ламберт видел в Беатрис женщину, которую мог спасти. Но, получив отказ, притих и еще меньше стал общаться с женщинами, потому что опасался новой боли. Вот только организованная отцом помолвка вынудила предпринять еще одну попытку. Видимо, с Перретой что-то пошло не так, и он, разозлившись, убил ее. С Изабель и Николь жажда крови проснулась быстрее. А Эмелин он заставил молчать, чтобы она не рассказала Симону, что могло связывать проституток.

Одному Солнцу известно, сколько бы женщин еще пострадало, не привлеки я его внимание. Я оказалась более подходящей кандидаткой, так как в чем-то походила на его мать: мы обе выросли в монастыре. Беатрис предпочла Ламберту другого, но в этот раз он хотел стать победителем. А то, что соперником стал Симон, который вдобавок охотился за ним как за преступником, только усилило интерес. Ламберт так стремился убрать все и всех, от чего я зависела, и остаться единственным, к кому бы я могла обратиться, что даже принес в жертву Жулиану.

Но, даже несмотря на все это, я отправилась не к нему, а к Симону. Поступила так же, как Беатрис.

– Ты сказал, что Ламберту требовалось что-то нормальное, – говорю я. – После болезни вашей матери?

Удэн кивает. В его взгляде – ни единой эмоции.

– Жулиана несла такой бред, что мы от него с легкостью отмахивались. А вот то, что говорила мать, звучало намного коварней. А может, просто мы были более впечатлительными. Она всегда выделяла Ламберта, и я перестал пытаться как-то угодить ей, когда понял, что для этого требуется. – По его телу прокатывается дрожь, и он подтягивает колени практически к груди. – Противоестественные вещи, которых сыновья не должны делать с матерями.

Мне не хочется знать подробности. К счастью, Удэн не собирается ими делиться.

– Ее презрение ко мне на самом деле спасло меня, – продолжает он. – А вот Ламберту пришлось взвалить все на себя. Жаль, что повезло только мне.

– Удэн, – шепчу я, и он поворачивается ко мне, чтобы впервые встретиться со мной взглядом. – Ее убил Ламберт?

– Нет. Отец. – Удэн морщится. – Он больше не мог лгать себе о том, что происходит. Думаю, верил, что это единственная возможность освободить Ламберта от ее влияния. Но при этом сам постоянно распекал его за все.

Крики внизу извещают нас о том, что стражники обнаружили тело.

Удэн отталкивается от стены и встает.

– Думаю, стоит рассказать всем, что Ламберт упал с крыши, пока искал Симона, но при этом не упоминать, что Симон был здесь. Тогда мы сможем убедить всех, что он давно уехал из города.

Он протягивает мне руку, но, заметив на моих ладонях ссадины и царапины, обхватывает предплечье.

– Нужно рассказать об этом Реми, прежде чем мы спустимся.

Я вздрагиваю, когда Удэн осторожно поднимает меня на ноги. Проще перечислить места, которые не болят, чем те, что я поцарапала и ушибла.

– Согласен.

Удэн дожидается, пока я обрету равновесие, а затем отпускает мою руку.

Подобная вежливость приводит меня в смятение.

– Полагаю, тебе не помешало бы выпить, – шучу я.

Он моргает, а на лице явно читается удивление:

– На самом деле впервые в жизни это – последнее, чего я хочу.

Глава 65

Хотя нам следует притворяться печальными, я не могу заставить себя петь вместе с толпой, когда солнце опускается за горизонт на похоронах Ламберта. Не может и Реми, который стоит рядом со мной. Его воротник поднят, чтобы скрыть свежие следы от веревки на шее. К счастью, благодаря кровавым камням Афины мои ладони уже зажили.

– Надеюсь, твоя душа больше никогда не увидит Света, – бормочет Реми, когда исчезает последний оранжевый огонек.

Я испуганно оглядываюсь по сторонам, но, похоже, люди вокруг больше сосредоточены на последних нотах гимна.

– Тебя могли услышать, – шепчу я, как только толпа начинает расходиться.

Реми фыркает:

– Ненавижу это притворство. Все эти речи о том, какая это потеря для семьи и города, о том, что за пределами Света Солнца появилась еще одна светлая душа…

Официально смерть Ламберта списали на трагический несчастный случай, произошедший во время поисков преступника в святилище. Но после смерти Жулианы ходят слухи, что это было самоубийство. Удэн, конечно, отрицает их, но не слишком энергично. Ведь любые догадки намного лучше правды.

– Если мы хотим, чтобы магистра Томаса отпустили, надо подыгрывать графу, – напоминаю я Реми. – Он будет следить за нами.

– Сомневаюсь, что он вообще сейчас что-то видит.

Сложно с этим не согласиться. Граф Монкюир неотрывно смотрит на темнеющий горизонт. Он выглядит так, будто за последние двадцать часов постарел на двадцать лет, но после исповеди Удэна я не испытываю к нему и капли сочувствия.