Кровь и лунный свет

– Еще не знаю, – отвечает Симон. Он опускает простыню и, поднявшись на ноги, рассеянно растирает кровь по тыльной стороне ладони. – Возможно, это другой убийца. Возможно, кто-то узнал о волосах.

– Ты сказал – он переключится на других женщин, – напоминаю я.

Он кивает:

– Да, и с учетом того, что настоятельницу убили похожим оружием, я практически уверен, что это его рук дело. Мне просто хотелось бы знать, что он использовал.

– Возможно, вот это.

Мы поворачиваемся к Реми, и он кивает в сторону стола матери Агнес.

На нем поверх бумаг и бухгалтерских книг лежит знакомый предмет. Он весь в крови и кусочках плоти – даже рукоятка, – но все равно видно знакомый блеск золота.

Благословенное Солнце и скрытый тьмой Ад, только не это!

Симон протягивает мне косу и быстро направляется к столу.

– Кэт, запомни, как он лежит, – просит он, а затем принимается изучать молоток с нескольких ракурсов.

Уверена, этот момент я запомню не хуже, чем могла бы Жулиана.

Симон слегка подталкивает молоток.

– Тяжелее, чем я предполагал, – бормочет он и осторожно берет молоток в руки, чтобы вынести на более яркий свет. – Кажется, покрыт… золотом? – Симон крутит его в руках, изучая малейшие детали. – Никогда не видел ничего подобного, но размер совпадает с ранами. Убийца мог его использовать при всех убийствах. Возможно, даже в первый раз.

Реми прислоняется плечом к дверному косяку, не сводя с меня зеленых глаз. Я встречаюсь с ним взглядом, молю сделать или сказать что-нибудь, чтобы остановить этот кошмар. Но его губы беззвучно произносят фразу, которую архитектор говорил нам бесчисленное количество раз: «Что посеешь, то и пожнешь».

Происходящее сейчас – лишь моих рук дело.

– На этой стороне что-то выгравировано. – Симон приподнимает молоток, чтобы показать мне, а в его голосе звучат нотки возбуждения. – Запоминай все, Кэт. Жулианы сейчас нет, поэтому придется записывать все по нашим общим воспоминаниям. Да и ты, – он кивает Реми, – тоже сможешь подтвердить состояние молотка.

Я даже кивнуть не могу, а вот Реми кивает – правда, натянуто и коротко. Симон подходит к кувшину на маленьком столике у стены. Он не полный, но воды как раз хватает, чтобы очистить золотую головку. Опустив кувшин на место, венатре вытирает кровь рукавом. И все это тянется так долго, словно само время замедлилось.

Симон наклоняет молоток к свече, и я закрываю глаза, не желая видеть, как изменится выражение его лица.

– Вручается… – начинает он и резко замолкает.

«Вручается магистру Томасу из Искано, Шестому мастеру-архитектору святилища Коллиса. Да будет благословенна его работа Всеосвещающим Солнцем».

Но Симон не читает надпись вслух, позволяя повиснуть молчанию. И в этой непрерываемой тишине мое сердце разбивается на тысячи осколков.

Глава 37

Зажмурившись и сжав губы, я опускаю голову ниже.

– Кому-то из вас знаком этот молоток? – наконец спрашивает Симон.

Я так сильно сжимаю челюсти, что не могу выдавить ни слова.

– Да, венатре, – отвечает Реми, впервые произнося его титул с уважением. – Знаком.

Вновь воцаряется тишина – не менее чем на двенадцать ударов сердца.

– И у вас есть какие-нибудь предположения о том, как он здесь оказался?

– Он пропал, – говорит Реми. – Его украли у архитектора.

– Когда? – допытывается Симон. – При каких обстоятельствах?

Я смотрю на Реми мокрыми от слез глазами. «Прошу, – безмолвно молю его я. – Не говори ничего. Не рассказывай ему».

– Меня не было дома в ту ночь. – Реми переступает порог комнаты и направляется ко мне. – Спроси у той, кто был.

Возможно, он считает, что таким образом дает мне шанс искупить свою вину, но это больше походит на предательство. Симон сосредотачивает взгляд на мне.

– Катрин?

Я медленно поворачиваюсь к нему. От боли в его глазах кажется, будто кто-то вонзил кинжал в мое и без того разбитое сердце. Реми подходит и кладет руку мне на поясницу.

– Меня тоже там не было, – хрипло признаюсь я.

Это правда, даже если и звучит как ложь. Но Симона не провести.

– Кэт, – тихо говорит он. – Что ты недоговариваешь?

Я сжимаю губы, не желая губить двух самых важных для меня людей.

А Реми не выдерживает и нарушает молчание.

– Его украла Перрета, – говорит он.

Единственное, что меня утешает, – му́ка в его голосе.

– Она пришла к магистру Томасу в ночь своей смерти, и они поссорились. Тогда Перрета схватила молоток, разбила модель святилища, а затем ушла, забрав инструмент с собой. – Реми останавливается, чтобы вздохнуть, а затем продолжает: – По крайней мере, мне так сказали.

Симон не сводит с меня взгляда.

– Понятно. – С молотка, который он сжимает в руке, капает на пол вода с кровью, тут же просачиваясь между камней. – Ты знала об этом, Кэт?

Я киваю, всей душой желая возненавидеть Реми и в то же время мысленно благодаря его за то, что он оказался достаточно сильным, чтобы сказать правду, когда я не смогла.

– С самого начала? – допытывается Симон. – С убийства Перреты?

– Да, – выдавливаю из себя я.

– Ты знала, что я не могу понять, чем орудовал убийца, но… так и не рассказала мне?

Я так боюсь, что он перебьет меня, поэтому выпаливаю в спешке: