По крайней мере, здесь Риду удастся хоть краем глаза увидеть его напоследок.
Если только Моргана не убьет нас раньше.
Я не столько увидела, сколько ощутила, что Клод внимательно смотрит на меня. Казалось, им овладела нерешительность. Сжалившись над ним, я обернулась и хотела попросить его перестать терзаться, убедить его, что со мной все хорошо. Но, похоже, увидев что-то в моих глазах, Клод наконец решился. И, тяжело вздохнув, снял цилиндр.
– Знаю, тебе сейчас неспокойно. Я долго не мог определиться, когда уместнее всего будет сказать тебе об этом… Но, быть может, сняв этот груз со своей души, я помогу тем же и тебе. – Он печально поднял взгляд к небу. – Я знал твою мать, и ты на нее совсем не похожа.
Я уставилась на Клода. Ожидала я чего угодно, но не этого.
– Что?
– Ты, конечно же, унаследовала все лучшее, что в ней есть. Жажду жизни. Ум. Обаяние. Но ты – не она, Луиза.
– Откуда вы ее знаете?
– Уже не знаю. Не теперь. – Задумчивость в его глазах сменилась тенью печали. – Давным-давно, кажется, тысячу лет назад – я любил ее страстно как никогда. И полагал, что и она меня любила.
– С ума сойти. – Я прижала ладонь ко лбу и закрыла глаза. Что ж, вот и причина странного и тревожного внимания, которое Клод ко мне проявлял. Да еще эти белые волосы… – Слушайте, Клод, если вы собрались мне сказать, что сочувствуете ей, все еще ее любите или втайне все это время были с ней в сговоре, можно с этим подождать немного? У меня выдался дерьмовейший день, и вряд ли я сейчас вынесу еще и предательство.
Клод хохотнул, но этим не слишком меня приободрил.
– Девочка моя, неужели ты полагаешь, что я признался бы в подобном, будь я в сговоре с Морганой? Нет, нет, нет. Я знавал Моргану прежде, чем она… изменилась.
– О. – И снова это злосчастное слово. Оно травило мне душу, полное невысказанной боли и непризнанных истин. – Без обид, но я бы не сказала, что вы во вкусе моей матери.
Клод снова рассмеялся, на этот раз громче и искренней.
– Внешность бывает обманчива, дитя.
Я смерила его выразительным взглядом и повторила прежний свой вопрос. Сейчас узнать ответ на него казалось куда важнее.
– Что вы за создание, Клод?
Он не медлил ни секунды. Взгляд его карих глаз – теплый, обеспокоенный – пронизывал меня насквозь.
– А ты, Луиза?
Я уставилась на свои руки. В жизни меня много как нелестно называли. Большую часть всего этого повторять не хотелось, но одно слово до сих пор не давало мне покоя. Оно пробралось мне под кожу, разлагало мою плоть.
Он назвал меня лгуньей. Сказал, что я…
– Змея, – повторила я, отрывисто дыша. – Полагаю, я… змея. Лгунья. Обманщица. Обреченная до конца своих дней ползать по земле, глотая пыль.
– А. – К моему удивлению, лицо Клода не исказилось отвращением. Он просто кивнул и понимающе улыбнулся. – Да, я склонен с этим согласиться.
Я униженно сникла.
– Ну спасибо.
– Луиза. – Одним пальцем Клод поднял меня за подбородок и заставил посмотреть на него. Теперь в его глазах, еще недавно таких теплых, сверкала уверенность и решимость. – Той, кто ты сейчас, ты не была раньше и не будешь вечно. Ты – змея. Так сбрось же кожу, если более она тебе не подходит. Превратись в нечто иное. Нечто лучшее.
Он постучал меня по носу, а затем встал и протянул мне руку.
– И кровавые ведьмы, и оборотни останутся с нами до конца похорон. Козетта от твоего имени обратилась к ведьмам с очень пламенной речью, а оборотни, поскольку Рид вернулся, все еще желают вернуть кровавый долг. Однако букета роз и от тех, и от других я бы в ближайшем будущем ждать не стал и на твоем месте до конца жизни воздержался бы от визитов в Ле-Вантр.
Я приняла его руку и поднялась на ноги.
– Рид.
– Ах да. Что касается Рида, боюсь, я не обмолвился об одной небольшой, наималейшей подробности нынешних обстоятельств.
– Что? О чем вы?..
Клод поцеловал меня в лоб. Этот жест мог бы рассердить меня излишней интимностью, но он вышел скорее… утешительным. Так мог бы поцеловать меня отец, если бы… если бы все сложилось иначе.
– Рид звал тебя. Следует сказать, весьма настойчиво, но Козетта убедила его сначала принять ванну. В конце концов, он ведь был с головы до ног в рвоте.
– В рвоте? – Я моргала все быстрее и понимала все меньше. – Но…
Дверь, ведущая к лестнице, распахнулась, и на пороге возник Рид.
– Лу. – При виде меня его лицо исказилось мукой. В два шага Рид пересек крышу и стиснул меня в объятиях. Я зарылась лицом ему в пальто, чувствуя, как ткань мокнет от слез, и сжала его еще крепче. Рид дрожал. – Лу, они ее забрали. Забрали мою мать, и она не вернется.
Похороны
Первые капли дождя возвестили о начале погребального шествия. Они обжигали мне руку – ледяные, острые, как крохотные ножи. Лу распахнула окно нашей комнаты, и мы наблюдали, как толпа внизу все растет. Море слез и черного цвета. Очень немногие открыли зонты, хотя дождь шел все сильней и быстрей.
Констебли с мрачными лицами и в униформе столь же мрачных цветов выстроились вдоль улицы с оружием наготове. Шассеры в черном стояли среди них. Некоторых я узнал, некоторых нет.