Кровь и молоко

Амелия напряглась, распрямив спину, – слишком щедрым было предложение. Она никогда не верила в добросердечность и бескорыстие, тем паче в высшем свете. Прикосновения судьи были неприятны, но девушка находилась не в том положение, дабы перечить, поэтому продолжала смиренно сидеть, несмотря на острое желание отстраниться.

– Но?.. – улавливая в словах мужчины недосказанность, спросила она.

Байрон властно сжал пальцы, наклоняясь так низко, что Амелия смогла почувствовать его сиплое дыхание на своей шее.

– Но взамен вы станете моей любовницей…

Говард резко подскочила на ноги, оборачиваясь, глядя на шестидесятилетнего старика с неприкрытым возмущением. Образ достопочтенного джентльмена, коим прослыл судья в обществе, вмиг превратился в дорожную пыль. Истинная личина развратника и прелюбодея сверкнула хищной ухмылкой на его лице.

– Да как вы смеете?!

– Ах, Амелия, оставьте! К чему эта драма? Или, быть может, вы смеете утверждать, что до сих пор невинны? – хрипло рассмеялся судья, делая широкий шаг вперёд.

– Вы не имеете права… – начала было леди, но Байрон оборвал её на полуслове, прижав к чувственным губам указательный палец.

– А вы не имеете средств к существованию, но эту проблему я могу с лёгкостью решить. Вам лишь нужно согласиться.

Судья угрожающе навис над Амелией, прижимая её бёдра к столу. Его палец прошёлся вдоль нижней губы девушки и попытался скользнуть внутрь, но Говард крепче сжала зубы и резко дёрнула головой.

– Ну что же ты, милочка… – криво усмехнулся Байрон, укладывая руку на женскую талию.

– Скажи да, и я положу Лондон к твоим ногам…

– Уберите от меня свои грязные руки, – сквозь зубы процедила Амелия, – иначе я закричу!

– Кричи, я люблю, когда женщины кричат, – содрогаясь от похоти и почти животного возбуждения, прошипел мужчина, прикладываясь морщинистыми губами к бархатной шее загнанной в угол женщины.

Глава 6

«Нетронутое имя, генерал,

Для женщин и мужчин всего дороже.

Кто тащит деньги – похищает тлен».

Уильям Шекспир

Обветренные, горячие губы терзали шею Амелии, оставляя на мраморной коже влажные следы. Ладони судьи неистово шарили по молодому телу, пытаясь прочувствовать его тепло под многослойными одеждами. Говард закрыла глаза. Ей нужно было немного времени, чтобы осознать, принять происходящее, сделать выбор. Байрон слыл очень могущественным человеком, таких покровителей стоило ценить и восхвалять, а врагов до смерти бояться. И сейчас решалась судьба не только самой леди, но и её младшей сестры.

– Прошу вас, остановитесь, – жалобно прошептала Амелия, пытаясь хотя бы словом повлиять на беспорядочное блуждание требовательных рук, цепляющих пальцами кружева.

Байрон слегка отклонился назад, всматриваясь в раскрасневшееся лицо девушки, а затем надменно усмехнулся и заговорил таким тоном, словно перед ним стояла портовая шлюха.

– Не строй из себя святую невинность! Я прекрасно знаю, что спрятано под этими тряпками. Ты не лучше любой девки с Ковент-Гарден.

Слова судьи хлёсткой пощёчиной ударили по женскому самолюбию. Да, Амелия Говард не была святой, не хранила свою честь до брака, но, стоит заметить, и замуж не собиралась. Не только в угоду собственным убеждениям или стремлению к независимости, а также по причине отсутствия достойного, равного ей по силе духа мужчины. «Лондон ещё не подарил миру джентльмена, способного вынести меня», – сказала она однажды, отшучиваясь, когда мистер Линч в очередной раз по-дружески справлялся о делах сердечных одной из самых красивых женщин Англии.

Где-то под рёбрами вспыхнул фитиль гнева и молниеносно сгорел, осыпая множеством искр гордыню. Яркой вспышкой в районе солнечного сплетения взорвалась злость, распространяясь безудержной волной по всему телу. Говард прогнулась в спине, насколько позволял корсет и, упершись в грудь Байрона ладонями, с силой отпихнула его назад.

– Я не позволю! – вскрикнула леди, глядя на мужчину глазами, полными ядовитой ненависти.

– А Фостеру позволили, – криво усмехнулся судья, отчего морщины ещё сильнее проступили на левой стороне его лица, делая его непропорциональным, напоминающим оплавленную свечу с уродливо застывшим по одному краю воском.

– Не понимаю, о чём вы! – фыркнула Амелия и уже было собралась уйти, но судья поймал её за запястье, сжимая пальцы до покраснения кожи.

– Я знаю, что этот третьесортный писака – ваш любовник, можете не отрицать!

Леди сомкнула невольно задрожавшие губы. Байрон похотливо вскинул бровь, слегка закатив глаза, представляя Говард обнажённой в объятьях молодого журналиста, а затем и в собственных.

– Я не против, – сипло протянул мужчина, коснувшись себя в районе паха, оттягивая книзу брюки. – Пока вы покорны, можете оставлять эту игрушку при себе. От вас супружеской верности я не требую. Но учтите, Амелия, когда ляжете со мной, сделаете всё так, как будет велено. Я не потерплю упрямства и вероломства!