Кровь и молоко

Судья вошел в комнату, пылая от предвкушения. Служанка сообщила ему, что Амелия возжелала отдаться немедля и теперь ожидает его совершенно нагой. Питер не поверил, но всё же решил проверить. Каково было его удивление, когда, открыв дверь, он увидел прекрасное, пышущее здоровьем и молодостью тело новоиспечённой жены. Его глаза тут же зажглись похотью, рот скривился в полубезумной улыбке. Казалось, что старику, дабы удовлетвориться, хватило бы и взгляда.

– Закрой дверь на замок, – надменно приказала Амелия и медленно вышла из-за спинки стула, являя мужу все свои прелести, коварно усыпляя его бдительность.

– Отчего такая щедрость? – истекая слюной, прохрипел Байрон, судорожно запирая кабинет, чувствуя, что более не в состоянии ждать ни минуты.

– День был длинный и утомительный, я решила, что если ты получишь желаемое сейчас, то позволишь мне после выспаться, – без улыбки ответила Говард, жестом предлагая судье сесть в кресло.

– Очень предусмотрительно, – довольно протянул Байрон, направляясь к столу и расстёгивая по пути брюки.

– Нет! – требовательно воскликнула Говард, – я сама раздену тебя! Если хочешь познать все грани моего порочного мастерства, то в постели будешь следовать моим прихотям!

– Ах ты бесстыжая девка! Развратная и такая прекрасная… – трясясь от возбуждения, сладострастно просипел Питер, торопливо и неуклюже садясь в кресло, теряя голову от предвкушения удовольствий. – Давай же! Покажи, на что ты способна. И коли сможешь меня удивить, клянусь, Лондон падёт к твоим ногам ещё до будущего воскресенья!

Говард самодовольно усмехнулась. Молча встала позади судьи, накрыв его тучные плечи своими ладонями.

– Амелия… – прикрыв глаза, прошептал Байрон, елозя рукой в районе отвердевшего паха, – чего же ты медлишь, я уже готов познать тебя!

– Терпение, мой дорогой… – леди наклонилась вперёд, прямо к сморщенному уху супруга. – Ты же позволишь и мне познать удовольствие твоей плоти?

– О, да… Я подарю тебе удовольствие… – пьяно захохотал Байрон.

– Конечно, подаришь! Ты подаришь мне самое главное… Свободу! – Амелия грациозно выпрямилась, доставая из причёски серебряную лилию.

Глубокий вдох, шумный выдох и одним стремительным, точным движением Говард вонзила остриё шпильки в шею судьи. Мужчина заревел, но заколка пробила ему трахею, поэтому звук получился слишком тихий, чтобы привлечь внимание пьяных гостей. Прижав дёргающегося старика к столу, со всей силы давя на спинку стула, леди закрыла глаза, до боли в скулах сжав челюсть, и стояла скалой, пока Байрон не перестал сопротивляться. Как только это произошло, девушка вытащила из дряхлой шеи лилию, обтёрла её о свадебный фрак убитого и вновь заколола волосы, пряча шпильку средь дерзких кудрей.

Подойдя к двери, мисс несколько раз постучала, подавая сигнал, и отворила защёлку. Лиззи тотчас влетела в кабинет с кувшином воды и полотенцем. Женщина чуть было не закричала от увиденного, но вовремя опомнилась и, стараясь не смотреть на труп Байрона, принялась отмывать с белоснежной кожи хозяйки брызги крови. Затем она помогла Амелии снова надеть платье, спрятала в кувшин окровавленное полотенце и пузырёк с кровью, который Говард приказала ей хранить до нужного момента. И как только Амелия вышла из дома в сад, тотчас сожгла ткань со следами крови в очаге на кухне. Никто и не обратил на служанку внимания, все слишком были заняты друг другом и поглощением дорогих закусок.

Теперь дело оставалось за малым: Лиззи привести детектива в нужное время к кабинету, а самой Амелии не выдать себя перед Томасом, что было крайне сложно в её состоянии, ведь убить человека отнюдь не то же самое, что проткнуть булавкой бабочку.

Выйдя в холл, Элизабет принялась ждать, когда Даниэль и мистер Уитмор вернутся с подстроенной прогулки. Ей нужно было сообщить детективу, что отец желает поговорить с ним в кабинете по поводу наследства. Амелия считала крайне важным, чтобы именно сын судьи обнаружил её возле тела. Она не была до конца уверена, что подставит его, давая мужчине шанс на искупление. Но Байрон-младший собственноручно вырыл себе могилу, в которую впоследствии Амелия его и столкнула, подбросив в ящик стола перо отца, облитое кровью. В тот самый день, когда Даниэль отказался вернуть ей рукопись и посягнул на жизнь её возлюбленного.

Да, Говард просчиталась лишь в одном. Она и помыслить не могла, кем на самом деле был Томас Рэнделл, и чуть было не потеряла контроль над ситуацией. Как только история лжеамериканца открылась, сделав джентльмена главным подозреваемым, Амелии пришлось действовать жёстко и без промедления. Впрочем, и тут поступок Даниэля сыграл леди на руку. Сокрытие завещания, которое детектив обнаружил в кабинете на месте преступления, стало последним гвоздём в крышку его гроба.