Кровь и песок

И все же пикадор вставал, потягивался, почесывал ушибленный затылок, поднимал оброненную при падении шляпу и снова вскакивал на ту же лошадь, которую «ученые обезьяны» толчками и палочными ударами ставили на ноги. Доблестный всадник заставлял клячу бежать рысцой, кишки вываливались из ее брюха при каждом движении. На этом полутрупе пикадор направлялся прямо к быку.

— В вашу честь, сеньоры! — кричал он, бросая шляпу группе друзей.

Едва пикадор успевал вонзить пику в шею зверю, как тот наносил ответный удар с такой силой, что и сам он и лошадь с всадником разлетались в разные стороны. Предвидя новое нападение со стороны быка, «ученые обезьяны» и часть зрителей кричали всаднику: «Слезай с коня!» Но железные латы на ногах мешали пикадору, и, прежде чем он успевал спешиться, лошадь тяжело падала и мгновенно испускала дух, а выброшенный из седла всадник с глухим ударом падал, головой вперед, на песок.

Быку никогда не удается ударить рогами лежащего всадника, однако служители цирка часто уносят с арены бездыханные тела пикадоров и доставляют их в больницу с переломанными костями или в глубоком обмороке, похожем на смерть.

Гальярдо, стремясь привлечь симпатии публики, все время находился на арене и вызвал взрыв рукоплесканий, когда оттащил быка за хвост, спасая от рогов одного из упавших пикадоров.

Во время выхода бандерильеро Гальярдо, опершись на барьер, рассматривал ложи. В одной из них, должно быть, сидела донья Соль. Наконец он увидал ее, но не было на ней белой мантильи и вообще ничего, что напоминало бы севильскую сеньору, похожую на маху Гойи. В оригинальной элегантной шляпке на золотистых волосах, она казалась иностранкой, впервые попавшей на бой быков. Рядом сидел ее друг, тот самый человек, о котором она отзывалась с таким восхищением и которому показывала достопримечательности страны. Ах, донья Соль! Сейчас она увидит, на что способен простой парень, которого она отвергла. Она будет аплодировать ему на глазах у ненавистного иностранца. Она против собственной воли загорится восхищением, увлеченная общим восторгом.

Когда настала очередь Гальярдо — его бык был вторым,— зрители приняли матадора благосклонно; казалось, они забыли о своем раздражении. Две недели вынужденного перерыва внушили публике терпимость. Ей хотелось, чтобы на этой корриде все было хорошо. Кроме того, боевой пыл быков и большое количество убитых лошадей привели любителей в хорошее настроение.

Гальярдо направился к быку с не покрытой после приветственной речи головой, неся перед собой мулету и помахивая шпагой, как тросточкой. Вслед за ним, хотя и на некотором расстоянии, шагали Насиональ и еще один тореро. В амфитеатре раздались протестующие голоса. Сколько помощников! Можно подумать, приходский поп идет причащать умирающего.

— Все с арены! — крикнул Гальярдо.

Оба тореро повиновались; тон матадора не оставлял сомнений.

Гальярдо, двинувшись дальше, подошел вплотную к зверю.

Он развернул мулету и, как в доброе старое время, сделал несколько взмахов перед самой мордой быка. Взмах, оле!.. Гул удовлетворения пробежал по рядам. Сын Севильи постоит за свое имя: ему дорога честь тореро. Сейчас, как бывало в лучшие времена, он покажет, на что он способен. И каждый взмах мулеты вызывал взрыв восторженных кликов, и по всему амфитеатру приверженцы Гальярдо, приободрившись, корили своих противников. Ну, что вы скажете? Гальярдо иной раз работал небрежно, они согласны... Но уж когда он захочет!..

Это был удачный вечер. Когда бык неподвижно замер на месте, публика сама закричала, подстегивая матадора: «Пора!

Бей!»

И Гальярдо, бросившись на быка со шпагой в вытянутой руке, тут же стремительно ускользнул от грозных рогов.

Раздались аплодисменты, но очень короткие, сразу сменившиеся грозным ропотом и первыми свистками. Энтузиасты продолжали смотреть на быка, готовясь с возмущением обрушиться на противников. Какая несправедливость! Какое непонимание! Он нанес прекрасный удар...

Но противники продолжали протестовать, указывая на быка, и вскоре к ним присоединился весь амфитеатр, разразившийся оглушительными свистками.

Шпага вошла криво и, пронзив шею быка, вышла сбоку, над передней ногой.

Зрители кричали и размахивали руками, вне себя от негодования. Какой позор! Этого не позволит себе самый бездарный новильеро!

Бык с торчащей в затылке рукоятью шпаги и выступающим над передней ногой острием двинулся вперед неверным шагом, шатаясь из стороны в сторону. Публика выходила из себя от жалости и негодования. Бедный бык! Такой красивый, такой благородный...

Яростно крича, зрители перегибались через перила, словно собираясь броситься вниз головой на арену. Негодяй! Сукин сын!.. Так терзать животное, которое лучше его самого!.. И все кричали, сочувствуя мучениям быка, словно они не заплатили деньги именно за то, чтобы насладиться картиной его смерти.