Кровь и серебро

– А разве ты отличался от него, господарь? Разве не гордился ты своим даром? Нет, должно быть, не в этом крылась причина твоего деяния, а лишь в зависти черной, что сковала тебе сердце. По заслугам получил ты за страшный поступок, и я не могу винить Хильдима в том, что он решил забрать у тебя способность колдовать – и наказывать за особые умения других невинных чародеев. Увы, не ведал он, что, потеряв силу, ты окончательно превратишься в чудовище.

Марил ничего не ответил. «Девчонка права, – подумал он. – Но это не помешает мне расквитаться с Хильдимом».

– Скоро объявится твой благоверный; посмотрим, кто из нас двоих более жить достоин, – сказал он. – Найдет он тебя быстро; связь вашу теперь никто расторгнуть ни в силах.

Морене показалось, что он хранит какую-то тайну, не известную ни ей, ни мужу – и тайна эта могла погубить Хильдима.

Действительно, явившись в златоградские хоромы и не обнаружив там жены, колдун пришел в ярость. «Неужели сбежала, – подумал он, – хороша красавица!»

Но нет, оберег по-прежнему теплился у него на шее; не просто так пропала Морена. Хильдима провели в ее опустевшую опочивальню, где он повелел оставить его в одиночестве; князь Хогард, до сих пор испытывающий страх перед зятем и ужас от вторичной потери дочери, не посмел ему возразить. Оказавшись один, колдун вспорол себе запястье висевшим у него на поясе кинжалом; крупные капли одна за другой опустились на пол. «Проведите меня к ней», – прошептал он, и капли потянулись из опочивальни в залу, а затем и прочь из дому, в лес.

Морена почувствовала приближение Хильдима, и сердце ее болезненно сжалось – что было уготовано ему здесь Марилом? Почему северный господарь был так уверен в своей победе? Когда Хильдим вошел в избу и увидел Марила, глаза его заметали молнии.

– Как хитер ты, однако, – произнес он, – решил выманить меня из моих чертогов, похитив Морену! Что задумал ты на этот раз, господарь? Или недостаточно тебе было прошлого нашего поединка?

– А разве не ощущаешь ты, что сила моя ко мне вернулась? – взгляд Марила был полон торжества.

Из простых ножен он вынул тот самый серебряный меч; Хильдим, увидев его, пошатнулся и побледнел.

– Вижу, ушел твой запал, – продолжал Марил, – будто и не бывало. – Что ж, ежели не трус ты, выйдешь со мной на бой; быть может, тебе и удастся доказать свое превосходство, но я очень в том сомневаюсь.

Морена с ужасом слушала их беседу.

– Добыл ты его, однако, – усмехнулся колдун, хотя лицо его все еще хранило мертвенный оттенок. – Что заставило тебя ждать двадцать лет, чтобы отправиться на поиски меча? Я уж было подумал, разуверился ты в старых сказках.

– Ты знаешь, Хильдим, что меч возвращает силу лишь тому, кто жаждет заполучить его, руководствуясь благими намерениями; только сейчас у меня появились таковые, ведь я пообещал князю спасти его дочь.

– Да, смекалки и хитрости тебе не занимать, – ответил Хильдим. – Я принимаю твой вызов.

– Я не оставлю тебя, – промолвила Морена, вставая с постели. – Позволь мне пойти с вами.

Хильдим скинул шубу и накинул ее жене на плечи, а потом обнял ее.

– Все обойдется, – сказал он, и втроем они вышли из избы. Перед ней располагалась широкая заснеженная площадка, где и решено было сразиться. У Хильдима не было меча – на это и рассчитывал бесчестный Марил, – но колдун надеялся, что дар его не подведет. Морена стояла поодаль и наблюдала за ними, коря себя за то, что колдовство не было ей подвластно; она ничем не могла помочь мужу. Морена смотрела на него, на его губы, шепчущие невиданные заклятия, на пальцы, которые извергали столпы искр; его черные кудри разметались, а на бледном лице застыло напряженное выражение…

«Все обойдется», – повторила она про себя его слова.

И все текло хорошо; силы Марила постепенно иссякали, годы его давали о себе знать; Хильдим же был полон юношеской безудержности. «Выманить бы меч из его рук, – думал он, – и останется только вновь лишить его возможности ворожить».

И вдруг в последнюю минуту, когда Хильдиму это почти удалось, Марил приблизился к нему вплотную – резко, неожиданно; колдун и сам не мог понять, как это случилось. Острие серебряного меча – единственного на свете оружия, способного убить его, – прошло ему прямо в сердце. Он упал на колени, хватаясь за рукоятку в попытке вытащить клинок из груди; в том не было никакой пользы. Все было кончено.

Марил расхохотался с гибельным торжеством, но дикий, отчаянный крик Морены заглушил его смех. Она кричала так, что все вокруг замолчало, застыло в своем безмолвии; умолкли птицы, замерли в страхе лесные звери; крик ее разносился по всей земле, полный неизбывного страдания – страдания женщины, потерявшей мужа. Марил прекратил смеяться, закрыл руками уши – крик этот проникал в самое его нутро, не давал дышать, не позволял даже сдвинуться с места. И северный господарь вспомнил слова стража долины: «Все сбудется в свое время». Может быть, и одержал он победу над врагом своим, но здесь же нашел и свою погибель – сбылись все страшные предсказания, все предупреждения воплотились в жизнь.