Кровь и серебро

Он чувствовал, что обращается в камень, и тело его будто разрывало на тысячи кусочков; крик Морены по-прежнему звенел у него в ушах, и наконец он стал камнем: неживым, твердым, застывшим веществом, подобным его душе; стал им – и распался на мельчайшие частицы, а порыв ветра подхватил их и унес далеко-далеко от этого леса, от златоградской ведьмы и ее мужа…

Едва придя в себя, Морена подбежала к Хильдиму; казалось, его тихое дыхание еще было слышно. Осторожно она достала меч, порвала кафтан, чтобы взглянуть на рану – но ее не было. И крови не было. На том самом месте, в которое угодил клинок, лежал хрустальный оберег, теперь будто склеенный из крошечных осколков. Хильдим открыл глаза; Морена бросилась ему на грудь, не сдерживая рыданий.

– Ты спасла меня, – сказал он хрипло и добавил довольное: – Ведьма!

Морена подняла лицо и посмотрела на мужа; он улыбался, хотя давалось это ему нелегко. Он был еще слаб.

– Надо будет навестить Альдо, – сказала она, улыбаясь сквозь слезы ему в ответ. – Думаю, его сад наконец расцвел…

Эпилог

Солнце стояло высоко. Сани, влекомые особым чародейством, шли по земле так же легко, как по снегу. Сад уже показался вдали. Морена посмотрела на Хильдима; солнечные блики затерялись в его черных кудрях. Казалось, только вчера (или тысячу лет назад?) она была здесь, въезжала в ледяные чертоги Альдо: заколдованные, замученные тяжким проклятьем.

Теперь все было иначе. Вокруг царил легкий, душистый запах, теплый весенний воздух окутывал и обнимал за плечи. Морена подумала о Мариле, о поединке – случившееся превратилось в страшный сон, замерло где-то в памяти, и все же Морене не давала покоя мысль – что, если бы она не смогла? Что, если бы древнее колдовство – сильное, крепкое, извечное колдовство любви – не спасло их, а сила, доставшаяся ей от матери, не проснулась бы в душе, не взяла бы верх? И этот сад – чарующий, бело-розовый, полный света – навсегда остался бы ледяным, мерзлым, лишенным всякой жизни?

Они подъезжали. Морена увидела Альдо; он сидел в глубине сада за дубовым столом, склонившись над книгой. Как и тогда, Альдо был одет в простой белоснежный кафтан, но сейчас казался сгустком сияния и тепла. Хильдим помог Морене выйти из саней; она взяла его руку, посмотрела в глаза. Не было ничего прекраснее того, что она чувствовала, и это счастье ничем не должно было теперь омрачиться. Что, если?..

Альдо подбежал к Морене, и она обняла его – румяного, полного радости и жизни, потрепала по рыжей макушке, и он вдруг заливисто засмеялся. Его колокольчатый смех разнесся по всему саду. Хильдим не сдержал улыбки. Сейчас Альдо не был вечным колдовским созданием, не был маленьким демоном (как называл его Хильдим), живущим не первую сотню лет. Он будто стал обычным мальчишкой, искренним и беспечным.

Альдо позвал их к столу, на котором по мановению руки появились восхитительные пироги и серебряные чарки со слегка поблескивающим багряным вином.

– Был я вчера у старухи Кикиморы, – сказал Альдо важно. Солнечные лучи золотили его волосы. – О ваших подвигах, дорогая госпожа, судачит весь колдовской люд.

Морена смутилась и отпила немного вина.

– Горько, что о моих славных делах теперь все забудут, – Хильдим сокрушенно покачал головой, но в синих глазах его мелькнуло лукавство. – Только и будет, что разговоров о златоградской ведьме.

– Ты, конечно, мой добрый и давний друг, – Альдо надкусил пирог и аж зажмурился от удовольствия, – но умение быть благодарным никогда не являлось твоей сильной стороной. Не правда ли, милостивая госпожа?

Он подмигнул Морене, и она вдруг на долю секунды увидела перед собой не смешного мальчишку, а тоненького юношу, хитрого и невероятно довольного собой. Видение сразу исчезло. Золотое сияние исходило от ее пальцев, подушечки приятно покалывало. Пройдет пара сотен лет – и вот каким он будет! И останется юным уже навсегда.

Колдовство пока не было полностью подвластно Морене, но ей нравились такие случайные его проявления; в груди разливалось теплое чувство. Свобода… Дар, которым ее мать предпочла пожертвовать ради обычной жизни, из-за которого ее погубили, освободил Морену. Разве не в этом состоит вся прелесть бытия, когда чародейство клубится в твоей душе, когда оно замирает на кончиках пальцев, а с губ в любой момент готовы сорваться колдовские слова? И сила, льющаяся изнутри мощным потоком, которую даже ты сам не можешь приручить до конца, которая будто составляет всего тебя, тебя самого, сливаясь с тобой в единое целое, проникая в самое сердце, – разве это не то, ради чего стоит жить?

Морена погладила налитой бочок серебряной чарки, и она тотчас снова наполнилась живительным напитком. Даже в этой легкой ворожбе было свое могущество, свое очарование.

– Спасибо тебе, Морена, – тихо проговорил Альдо и склонил голову. – Я уже потерял надежду, что когда-то мой сад снова зацветет, а весеннее солнце благосклонно заглянет ко мне в гости.