Весь день они продвигались вперед с небольшими привалами. Вторая гора, вставшая на их пути, была гораздо выше первой и завершалась двумя скалистыми пиками; между ними Ал Грон и повел своего подопечного, следуя указаниям Хор Шота. Последняя часть подъема оказалась не на шутку опасной: пришлось карабкаться по скалам, и дважды Ал Грон срывался и, несомненно, разбился бы насмерть. Но спутник его выручал и оба раза подтягивал к себе на цепи богатырской рукой, ничуть не ослабевшей от каторжного труда на Черных Копях.
Но главная опасность таилась впереди. И когда скалистый перевал остался за спиною, Ал Грон, хорошо усвоивший наставления саркатского вора, узнал в раскинувшейся перед ними долине, заросшей по краям, словно живой изгородью, колючими кустами висиллы, страшную Долину Кронгов.
Здесь останавливаться было нельзя. «Единственное ваше спасение, — говорил Хор Шот, — ноги в руки — и бегом. И если доберетесь невредимыми до скалистого склона Тахи, считайте, что вам здорово подвезло: по скалам кронги не лазают!» Ал Грон так и поступил: как мог, прикосновениями дал понять своему спутнику, что придется долго бежать, и, волоча его за собой, припустил вниз по склону. Меж тем, Нодаль, вопреки попыткам своего спасителя объясниться, ничего не понял и искренне полагал, что они бегут, спасаясь от погони. Сначала бежать было легко. Но стоило им достигнуть самой долины, поросшей густой травой, которая доходила Нодалю до пояса и скрывала чуть не на каждом шагу рытвины и ухабы, — и в них заметно поубавилось прыти.
Все же Нодаль непрестанно чувствовал, как спаситель тянет его за руку, несмотря ни на что, побуждая не замедлять бега. И сердце его переполнялось предчувствием надвигающейся опасности. Так, спотыкаясь и падая, причем чаще всего оба враз, поскольку один увлекал другого, они продолжали свой лихорадочный бег не менее полунимеха.
И вдруг Нодаль почувствовал, как его неведомый друг сильнее сжал ему руку, хотя, уж кажется, и так держался — сильнее некуда. Внезапно цлиянин остановился, замер и вовсе разжал пальцы. Нодаль твердо знал в этот лум, что смертельная опасность, предчувствие которой его не оставляло, совсем близко и что отважный цлиянин, не раздумывая, с нею сразится. Но что было делать ему, несчастному слепоглухонемому? Ведь он даже толком не знал, чего и с какой стороны ожидать.
Меж тем цепочка натянулась и, не давая ни лума на раздумья, повлекла Нодаля за собой. «Схватка уже началась, она в разгаре!» — только и мелькнуло в голове славного витязя. Падая, он вытянул руки перед собой и сам не заметил, как очутился верхом на каком-то крупном и кряжистом теле, да еще и вцепившись при этом пальцами, судя по резким движениям, в чей-то загривок, поросший длинной и жесткой шерстью. Несомненно, это был зверь и он напал на них с простой своей зверской целью — убить и сожрать. Вот он вскочил, почувствовав на себе неожиданного седока, вот извивается и бьет хвостом по спине, пытаясь его сбросить или порвать зубами. Но не тут-то было! Нодаль, еще крепче вцепившись левой рукой в бурдастую башку, вращавшуюся перед ним, как зудрик на вертеле, оторвал и поднял правую руку, до боли сжимая ее в кулак. Поднял — и с выдохом опустил прямо в корень загривка. Потом еще и еще раз. С каждым ударом он ощущал, как под его кулаком что-то хряпает и подается. Но зверь продолжал извиваться. Тогда Нодаль изо всех сил сдавил его гибкое тело коленями, левой рукою дернул башку вверх на себя и не без любопытства потрогал правой острые клыки в громадной ощеренной пасти. Не долго думая, славный витязь применил стародавний прием, которому его обучил еще в юности могущественный Олтран. А именно — он отважно чуть не до самого плеча запустил правую руку в зияющую перед ним пасть, ухватил там внутри что-то непрочное и нежное наощупь и резко рванул наружу, отделавшись легкими царапинами на запястье.
Зверь несколько раз судорожно дернулся и затих навсегда. Наскоро ощупав морду и тушу, Нодаль с удовлетворением отметил про себя: «Кронг».
Об этом подвиге еще потом были сложены такие и прочие строки:
И тут Нодаль с ужасом подумал о своем спутнике. Что было с несчастным цлиянином, пока он отделывал кронга? Что с ним теперь? Нодаль ухватился за цепь и сразу нашел своего спасителя. Он лежал навзничь в примятой траве и не двигался. Стоя на коленях, Нодаль ощупал его с головы до ног и обнаружил, что дела плохи. У бедняги была разодрана шея, глубокие следы когтей пробороздили ему бок, и, верно, ребра были сплошь переломаны. Он уж, кажется, и не дышал.