— Что до телесных сил, — возразил с улыбкой Нодаль, — то лучшего для них подкрепления, чем волшебный залидиолевый сон, просто не существует в Галагаре. Верно, тебе, наставник, не ведомы свойства чудесных набирских зерен, а я не однажды испытывал их на себе. Видишь улыбку, что играет на устах царевны? Прекрасная Шан Цот спит, и ее сновидения полны услад и восторгов. Она вкушает любимые яства, поглощает самые утонченные напитки из царских погребов, слушает небесные звуки стострунных крианских тантринов и упивается собранием желанных ее сердцу существ, торопливо исполняющих любое желание царевны. И хотя все эти призрачные события творятся только в безмерных владениях дурмана, они поддерживают в теле жизненный дух и освобождают любого от низменных нужд на несколько дней и ночей.
Покончив с трапезой, царевич положил между собой и царевной свой триострый цохларан, извлеченный из ножен, и мгновенно погрузился в сон. Неподалеку по другую сторону неохватного ствола векового габаля устроился Кин Лакк. Они с Нодалем условились попеременно стоять на страже, и Нодалю по жребию выпала первая половина ночи.
Как только его спутники пустились по волнам ровного дыхания, кромешная тьма обняла витязя на страже, и он ощутил во всем теле неодолимую теплую тяжесть. Но не привыкать было славному Нодалю бороться и с этой напастью. Скинув одежды, он омылся ключевою водой, затем извлек из-за пазухи пурпурный мешочек и, отсыпав часть его содержимого на ладонь, принялся натирать себе грудь и плечи. То был порошок, изготовленный из семян лестерца, называемый в Тсаарнии хуш-раш, или Черное Пламя.
Ветер усилился — и на небе вспыхнули звезды, будто угли ветром раздуло. Стиснув зубы, Нодаль стоял, запрокинув голову, и бормотал себе под нос какие-то страстные речи. Сна — как будто и не бывало.
Минула четверть ночи — и витязь в схватке с новым приливом сладкой сумрачной жажды потянулся было вновь к мешочку с ядреным хуш-рашем — как вдруг воздух наполнился шумом пугающих крыльев. Нодаль схватился за лук и выдернул из колчана стрелу, но в тот же лум руки его сами собой бессильно повисли. На нижние ветви габаля опустилась белоснежная степная сужица величиной в пол-агара, и вся она, словно изнутри, лучилась прекрасным радостным светом. Нодаль не приметил, как от ее крика пробудились Ур Фта и Кин Лакк. Меж тем, чудесная вестница сложила крылья и голосом, хрипотою напоминавшим голос последнего форла, быстро и отчетливо проговорила по-цлиянски:
С последними словами сужица развернула громадные крылья, взмыла над темною кроной габаля и растворилась в звездном небе.
Первым воцарившееся молчание прервал Нодаль.
— Что вы на это скажете, мудрый наставник и благородный царевич? Кажется, чудесная сужица принесла добрые вести?
— И добрые, и худые, как показалось мне, — отвечал Кин Лакк, — но можем ли мы вполне доверять словам таинственной птицы?
— Не сомневайся, учитель! — воскликнул царевич. — Правда, не все сужицы в Галагаре служат великому дварту Су Ану, зато нет ни одной, что служила бы его врагам.
— Ну что ж, в таком случае ясно: твоя родина, благородный Ур Фта, пока что вне опасности, хотя и ценою проливаемой братьями крови. Остается сожалеть лишь о том, что победа в битве под Фатаром будет добыта без нашего участия. Зато, если нам удастся осуществить свой замысел и повести Миргалию на Саркат, мы можем рассчитывать на подмогу и при благоприятном стечении обстоятельств соединимся с наступающим войском Син Ура…
— Беспощадный Кин Лакк уже заговорил о подмоге? — изумился царевич. — Разве мы не уговаривались накануне, что выиграем войну вдвоем?
— О, царевич, видит Фа Эль, мой воинственный пыл ничуть не угас! Но разве не противно полководческой мудрости — отказываться от содействия дружественных сил и рваться в бой наугад, доверяясь игре тщеславных стремлений? И разве мы по-прежнему вдвоем? Или ты забыл о славном Нодале? А может, считаешь, что нам должно отказаться от союза с ним?
— Ты прав, наставник, но если позволит благородный царевич, позволь и ты разъяснить, как я понимаю его тревогу.
— Говори, любезный витязь. Кто знает, быть может, мои тревоги понятны тебе более, нежели мне самому.
— Благодарю, великодушный Ур Фта. Я только хотел сказать наставнику Кин Лакку, что, соединившись с войсками непобедимого Син Ура, тебе, царевич, нелегко будет проявлять собственную волю в походе и в битве, волю арфанга, не так ли?