Кровь и золото

«Желание создать здесь бессмертного спутника столь же неоправданно, как и во Флоренции. Ты прожил долгую жизнь, ни разу не сорвавшись, хотя прекрасно знаешь, как это делается, – тебя научил жрец друидов. Только следуя своим принципам, ты сможешь выжить. Какая бы радужная картина тебе ни рисовалась, не смей вырывать из жизни эту девочку. Вообрази, что она – это статуя. Вообрази, что твое зло – это сила, разбившая статую. Посмотри на осколки. Это последствия твоего поступка».

Я вернулся в ее дом.

И увидел ее словно впервые – так сильно поразил меня ее образ, так мягко и убедительно звучал ее голос, такое обаяние светилось в лице и глазах. Находиться рядом с ней стало для меня и агонией, и несравненным утешением.

Много месяцев я приходил в ее дом, притворяясь, что слушаю декламацию стихов, иногда поневоле участвуя в неспешных дискуссиях об эстетике и философии, в то время как мне просто хотелось побыть рядом с ней, всмотреться в прелестные черты ее лица и, прикрывая глаза от удовольствия, слушать ее певучий голосок.

К ее знаменитым собраниям присоединялись все новые гости. Никто не смел оспаривать ее превосходства в своей области. Но пока я сидел и наблюдал за происходящим, погрузившись в приятную дрему, моему взору открылись ускользающие от остальных страшные подробности.

Некоторые из тех, кто заходил в ее дом, были отмечены мрачной печатью. Некоторые люди, близко знакомые божественно пленительной хозяйке, получали с вином порцию яда, остававшегося в организме после того, как они покидали радушную компанию, и рано или поздно приводящего к смерти!

Поначалу, уловив своим сверхъестественным чутьем едва различимый запах смертельной отравы, я решил, что у меня разыгралось воображение. Но с помощью Мысленного дара я заглянул в сердце чаровницы и узнал, как она заманивает в салон тех, кого должна отравить, даже не догадываясь о причинах столь сурового приговора.

И теперь мне открылась наконец та низменная ложь, что я почувствовал во время нашей первой встречи. Родственник, флорентийский банкир, держал ее в постоянном страхе. Именно он привез ее сюда и устроил ей очаровательное гнездышко, где не смолкала музыка. Именно он требовал, чтобы она подсыпала яд в ту или иную чашу – по его усмотрению.

С каким спокойствием взирали ее голубые глаза на тех, кто выпивал роковое зелье! С каким спокойствием она обводила взглядом собравшихся, пока ей читали стихи! С каким спокойствием она улыбалась высокому блондину, наблюдавшему за ней из угла комнаты! И как глубоко было ее отчаяние!

Узнав об этом, я как безумный выбежал в ночь. Теперь у меня появилось доказательство ее неизмеримого преступления! Разве этого недостаточно, чтобы забрать ее с собой, насильно передать ей Темную Кровь и объяснить: «Нет, милая, я не лишил тебя жизни – я подарил тебе вечность!»

Выйдя из города, я много часов бродил по деревенским тропам, периодически стуча ладонью по лбу.

«Хочу ее, хочу ее, хочу...» – звучало в голове. Но я так и не смог заставить себя совершить последний шаг и в конце концов вернулся домой, чтобы написать ее портрет. Ночь за ночью я рисовал ее портреты на деревянных панелях, чтобы преподнести ей подарок: то в образе Святой Девы в момент Благовещения или Мадонны с младенцем, то в образе Марии, оплакивающей распятого Христа. Я изображал ее Венерой или Флорой... Я рисовал ее до изнеможения и в конце концов просто опустился на пол мастерской. Пришедшие под утро ученики обнаружили меня совершенно больным и обессилевшим от слез.

Но я не мог причинить ей вред. Не мог навязать ей Темную Кровь. Не мог забрать ее с собой. Однако теперь в моих глазах она приобрела важное, даже преувеличенно важное качество.

Она была так же порочна, как я, и, наблюдая за ней из угла гостиной, я воображал, что изучаю существо, себе подобное.

Во имя собственной жизни она приносила в жертву людей.

Во имя собственной жизни я пил человеческую кровь.

И теперь эта нежная девушка в дорогих платьях, с длинными белокурыми локонами, с мягкой податливой кожей обладала для меня мрачным величием. Никогда еще меня не влекло к ней так сильно.

Как-то ночью моя боль была настолько острой, что мне стало жизненно необходимо побыть вдали от этой женщины, и я отправился на прогулку в гондоле, приказав гребцу провести лодку по самым узким каналам города и решив не возвращаться к палаццо, пока сам этого не захочу.

Чего я искал? Запаха смерти и крыс в чернильных водах? Редких, но милосердных отблесков луны?

Я лежал на дне лодки, положив голову на подушки, и прислушивался к голосам города, чтобы заглушить свой внутренний голос.