Кровь и золото

Мои спутники иногда уставали от них, но только не я. Используя ловкость и хитрость, я намеревался вскоре проникнуть в императорский дворец и осмотреть его изнутри. На счастье – или на беду – я находился в кипящем жизнью городе, где можно было познать радость близости многих человеческих душ.

В течение следующих недель мы приобрели роскошный, хорошо укрепленный дом с садом, окруженный неприступной стеной, и соорудили под мозаичным полом потайной склеп.

Что касается Священных Прародителей, я был твердо намерен поместить их вдалеке от города. Я уже вдоволь наслушался о беспорядках в Константинополе и хотел обеспечить максимальную безопасность святилища.

Однако за городом не нашлось подходящих склепов и мавзолеев, подобных древней этрусской гробнице в холмах возле Рима. Выбора не оставалось – пришлось приказать рабам построить святилище под домом.

Мне было не по себе. В Антиохии и в Риме я сам создавал такие укрытия. Теперь же приходилось полагаться на других.

И я разработал хитроумный план.

Я придумал систему пересекающихся коридоров, которые вели вниз к большой зале. Чтобы попасть туда, нужно было повернуть сначала направо, потом налево, затем опять направо и налево. Столь запутанная система ослабляла внимание и мешала запомнить дорогу. Потом я установил на расстоянии одна от другой две тяжелые бронзовые двери с мощными засовами.

Путь в сей извилистый проход закрывала толстая каменная плита, замаскированная под мозаичный пол и, как обычно, неподъемная для смертных. Даже железные ручки были выкованы так замысловато, что казались частью узора на полу.

Маэл и Авикус считали, что я переборщил, но промолчали.

Тем не менее они одобрили мое распоряжение покрыть стены святилища золотой мозаикой, какую я видел в богатых церквах, и выложить пол самым лучшим мрамором. Для царской четы приготовили широкий роскошный трон, окованный золотом.

С потолка на цепях свисали лампы.

Ты спросишь, как я добился того, чтобы работники не выдали тайну подземелья? Убил ли я тех, кто участвовал в создании святилища?

Нет. Пользуясь умением зачаровывать, я вносил сумятицу в головы тех, кто направлялся работать вниз, а часто просто надевал рабам и даже художникам повязки на глаза. Те не жаловались – красивые слова о «возлюбленных и невестах» устраняли любые возражения, а остальное делали деньги.

Наконец настала ночь, когда я перевез божественную чету в святилище.

Авикус и Маэл тактично заметили, что будет лучше, если я сделаю это один.

Я не возражал. Словно могучий христианский ангел смерти, я один за другим перенес саркофаги в подземелье и поставил их рядом друг с другом.

Сначала я встал на колени и, обняв Акашу, осторожно снял с нее бинты. Некоторое время глаза ее оставались закрытыми, а потом внезапно распахнулись и с прежним бессмысленным выражением уставились в никуда.

В тот момент я испытал смертельное разочарование и прошептал молитву, чтобы скрыть свои чувства. Я снял с Акаши остатки ткани, поднял ее и усадил на трон. В помятом платье, ко всему безучастная, она безмолвно наблюдала, как я разматываю бинты, скрывавшие Энкила.

Когда царь открыл глаза, меня снова охватило странное чувство, но заговорить с ним я не осмелился. Поднимая Энкила с пола и усаживая рядом с царицей, я с удивлением обнаружил, что его тело более легкое и податливое, чем ее.

Лишь несколько ночей спустя я закончил трудиться над их одеяниями, ибо требовалось воссоздать в мельчайших подробностях платье знатных египтян. Я отлично помнил, какими именно должны быть старинные одежды. К тому же нужно было купить новые необычные драгоценности – столь приятные заботы я тоже целиком взял на себя. Константинополь изобиловал подобными товарами, и мастеров найти было нетрудно.

Все это время я непрестанно молился Матери и Отцу – негромко, но почтительно.

Наконец святилище было завершено – оно выглядело даже прекрасней, чем первое, созданное в Антиохии, и намного лучше того, что я создал под Римом. Я установил жаровни для благовоний и наполнил подвесные лампы сладко пахнущим маслом.

Только тогда я смог вернуться к изучению нового города, обдумать в деталях собственное обустройство и еще раз проверить, действительно ли Акаша и Энкил будут в настоящей безопасности.

Я нервничал. Я осознал, что еще не знаю местности. Меня терзали разные мысли: хотелось продолжать осмотр церквей и наслаждаться красотой Константинополя, но важно было знать, есть ли здесь другие вампиры.

Их отсутствие казалось мне странным. Ведь в мире немало тех, кто пьет кровь. Почему бы им не добраться и до самого великолепного города на земле?

Что касается греческой составляющей Константинополя, мне она не понравилась. Стыдно признаться, но это так.

Меня раздражало, что люди говорят не на латыни, а по-гречески, хотя и этот язык я знал очень хорошо. Не привлекали меня и христианские монастыри, в своем глубоком мистицизме более близкие Востоку, чем Западу.

Да, произведения искусства, которые я здесь видел, впечатляли, но я не находил связи с классическими традициями Греции и Рима.