Кровь и золото

«Пей из шеи, – велел мне создатель. – Да не бойся ты! Она не убивает тех, кого позвала. Делай, как тебе сказано».

И я повиновалась.

Я выпила столько, сколько смогла Заметь, Мариус, это случилось за триста лет до того, как Старейший выставил Мать и Отца на солнце и всех нам подобных настиг Великий Огонь. Мне не единожды суждено было пить ее кровь. Слышишь – не единожды, причем задолго до того, как ты приехал в Александрию и увез оттуда царя и царицу.

Она слегка приподняла бровь, чтобы я понял ее намек. Она была очень, очень сильной.

– Но, Эвдоксия, когда я приехал в Александрию на поиски Матери и Отца, – возразил я, – и выяснил, кто вынес их на солнце, тебя там не было. Ни в храме, ни в Александрии. По крайней мере, ты не дала о себе знать.

– Ты прав, меня там не было, – кивнула она. – Вместе с другим вампиром я была в Эфесе. Того вампира уничтожил Великий Огонь. А если быть точной, я направлялась домой, в Александрию, чтобы выяснить причину гибели нам подобных и испить из целительного источника.

Она одарила меня вежливой, но холодной улыбкой.

– Можешь ли ты вообразить мои терзания, когда я увидела, что Старейший мертв, а храм пуст? Когда те немногие, кто выжил, рассказали мне, что римлянин по имени Мариус похитил наших царя и царицу?

Я промолчал, но ее негодование было очевидным. На лице отразились подлинно человеческие чувства. В черных глазах заблестели кровавые слезы.

– Меня исцелило время, Мариус, – сказала она, – потому что в моих жилах течет кровь царицы и с самого начала я была очень сильна. Великий Огонь не причинил мне боли, а только сделал мою кожу темнее. Но если бы ты не увез Акашу из Александрии, она бы позволила мне испить Могущественной Крови и я бы исцелилась быстрее.

– Тебе и сейчас нужна кровь царицы, Эвдоксия? – спросил я. – Ты жаждешь ее крови? Ведь ты знаешь, почему я так поступил, ибо тебе прекрасно известно, что именно Старейший оставил Отца и Мать под палящими лучами солнца.

Она не отвечала.

Я не мог понять, удивила Эвдоксию новость или нет. Она великолепно скрывала свои мысли.

– Нужна ли мне кровь, Мариус? – спросила она– Взгляни на меня. Что ты видишь?

– Нет, не нркна, Эвдоксия, – чуть поразмыслив, ответил я. – Правда, такая кровь в любом случае – счастливый дар.

Она долго смотрела на меня, потом медленно, как во сне, склонила голову и нахмурилась.

– Счастливый дар? – переспросила она. – Не уверена, что он такой уж счастливый.

– Что же было дальше? После того, как ты выпила кровь Акаши? После того, как ушел твой создатель? – мягко расспрашивал я. – Ты осталась в храме?

Ей понадобилось время, чтобы вернуться к воспоминаниям.

– Нет, я там не осталась, – заговорила она. – Хотя жрецы уговаривали меня, рассказывали легенды о древнем культе, убеждали, что Мать бессмертна и лишь солнечный свет может ее погубить, а если погибнет она – смерть ожидает и нас. Был один жрец, который так много говорил об этом, словно думать ни о чем другом не мог…

– Старейший, – вставил я, – тот, кто в конце концов решился проверить, верна ли легенда.

– Да, – сказала она. – Но для меня он не был Старейшим, и я к нему не прислушалась.

Я вышла оттуда в одиночестве, без создателя, и, оставшись в его доме одна, в окружении несметных сокровищ, решила изменить образ жизни. Конечно, жрецы часто приходили ко мне и докучали разговорами о моем безбожии и неосторожности, но силу не применяли, и я попросту не обращала на них внимания.

Тогда мне легко было притворяться смертной, особенно если натереть кожу особыми маслами, – вздохнула она. – И я привыкла изображать юношу. Мне несложно было обзавестись богатым домом и хорошей одеждой. За несколько ночей я прошла путь от бедности к богатству.

В школах и на рынках я распространила весть, что занимаюсь сочинением писем и перепиской книг, причем работаю по ночам, когда другие переписчики уходят домой. Обустроив для себя большой, хорошо освещенный кабинет, я принялась трудиться для людей. Так я получила возможность познакомиться с ними и узнать, чему учат в мире.

Меня мучило отсутствие возможности послушать великих философов, которые вели дискуссии при свете дня, но я преуспела в своих ночных занятиях и получила все, что хотела. Я слышала теплые человеческие голоса. Я сдружилась со смертными. По вечерам мой дом частенько бывал полон пирующих гостей.

Я узнавала о мире от студентов, поэтов, солдат, а глубокой ночью пробиралась в великую Александрийскую библиотеку. Тебе стоило бы побывать там, Мариус. Удивительно, что ты прошел мимо такой сокровищницы. Я не прошла.

Эвдоксия умолкла и отвернулась. От избытка эмоций лицо ее утратило всякое выражение.

– Да, понимаю, – сказал я. – Понимаю очень хорошо. Мне точно так же необходимо слышать человеческие голоса, видеть улыбки на лицах людей, чувствовать, что меня принимают за своего.

– Мне знакомо твое одиночество, – твердо сказала она.

Я впервые понял, что ее лицо – лишь красивая оболочка, скрывающая целую гамму переживаний, лишь немногие из которых она позволила себе обнаружить.