Неспешно шагая по Троицкой слободке, офицеры осматривали дома, стремясь определить, где проживали богатые еврейские семьи и в каких усадьбах ржали кони. Так и не определили, и Павловский понял — без помощи Екатерины не обойтись. Он постепенно пришёл к мысли взять её с собой во Псков. Зачем искать кухарку и домработницу? Екатерина умна, хозяйственна, опытна в постели. А что ястребиный лик имеет, так ведь не на званые приёмы с ней ходить и не с лица воду пить. И, если присмотреться, в ней имелся какой-то шарм, какая-то изюминка, притягивавшая мужчин. «А как же быть с Ксенией Беломорцевой? С этим ангелом во плоти? Она ведь по-настоящему запала в душу. Такого ещё не было в моей жизни, — думал Павловский. — Вот бы закончилась война, жениться на Ксении, купить дом, нарожать детишек… Вот была бы счастливая жизнь! Да какое счастье, какая жизнь?! Чего ты несёшь, штабс-ротмистр Павловский? Война ещё только начинается! Это быдло краснопузое, эта голь перекатная власть просто так не отдаст, зубами будет держаться. Пока их в собственной крови не утопишь и последнюю комиссарскую голову на кол не повесишь, мира не будет».
— О чём задумался, Иван Никифорович? — Мягкий голос Екатерины привёл его в чувство.
Он, путаясь в мыслях, и не заметил, как подошли к её дому. Екатерина сидела на лавочке у крыльца и лузгала семечки. Оценивающе оглядела Гуторова снизу вверх, с весёлой ехидцей спросила:
— Никак вы ещё одного унтера привели? И тоже, конечно, Ивана?
— До чего ж вы проницательны, хозяюшка! Не пустите ли двух сиротливых солдатушек в дом переночевать?
— А как у вас, господа-товарищи, с платой, — подыгрывала Екатерина, — хватит ли сил на одну слабую женщину? — Она поднялась на крыльцо, приглашая за собой гостей.
— Не волнуйся, хозяюшка, к вечеру подмога подоспеет. Маруся придёт.
Видимо, баню Екатерина топила ежедневно. Она тут же отправила Гуторова мыться, сама захлопотала на кухне. Павловский присел рядом с ней, закурил, спросил будто мимоходом:
— Помнишь, о чём просила меня ночью?
— Помню.
— Не передумала?
— Нет, Ванечка, не передумала. — Она села к нему на колени, обняла за шею.
— Завтра поутру уходим из Порхова. Нужно достать трёх справных верховых лошадей и взять золотишка в богатых домах. И всё сделать этой ночью. Поможешь?
— Помогу, Ванечка, всё для тебя сделаю, хороший мой, — она впилась в его губы жадным поцелуем, — пока Иван моется, давай определимся, по каким домам пойдём. А как с Марусей-то быть, куда мы её ночью денем?
— Это не твоя забота, решим.
Хозяйка принесла лист бумаги и карандаш, стала что-то рисовать.
— Вот, Ваня, гляди, это дом ювелира Вайнберга, он там один, дети в Питер уехали, жену по осени схоронил. Там есть чего взять. Третий дом за ним — купца Переверзнева, богатый купец, камней и золотишка накопил. Но в доме с ним жена и мать старая. Как с ними-то?
— Разберёмся. Дальше давай. Где лошадей возьмём?
Екатерина нарисовала на плане улицы ещё две усадьбы.
— Вот здесь, — она указала карандашом, — хозяйство Суркова, известного в городе хозяина конюшен. Сами конюшни в селе, неподалёку от Порхова, но в усадьбе он всегда держит пару-тройку хороших лошадей для свой брички. По моему разумению, кони эти могут быть верховыми, я как-то раз у него на дворе и сёдла видала. А это вот дом бывшего лесного объездчика Лущилина. У него в конюшне точно кони есть. Не знаю, правда, верховые ли?
— Хорошо. — Павловский нервничал, но своё настроение умело скрывал. — Сейчас около пяти. Пока не пришла Маруся, собери свои вещи, только немного, самое необходимое, свяжи в узел и отнеси в дровяник. В мой сидор и сидор Ивана сложи продукты в дорогу. Накрой на стол. За ужином Марусю надо крепко напоить и уложить спать. Из дому выйдем ближе к полуночи. Во всех усадьбах есть собаки?
Екатерина минуту подумала.
— У Вайнберга точно нет, он их терпеть не может. У Переверзнева и Суркова по два здоровенных пса, про Лущилина не знаю.
— Отлично! Скажи, здешние собаки тебя знают или будут на тебя бросаться?
— Если им что-то мясного кинуть, пропустят.
— Отлично! — повторил Павловский.
Он вытащил из сидора и раскрыл металлическую коробочку, наполненную мелкими кусочками швейных иголок.
— Тащи сюда нарезанного сала, приготовим гостинцы пёсикам.
Павловский споро нашпиговал иголками несколько кусочков сала, сложил в тряпицу и отнёс на улицу, спрятав под крыльцо.
На кухне сидел Гуторов, счастливый от соприкосновения с русской баней. Втроём проговорили план ночных действий. Павловский приказал:
— Пойдешь, Ваня, к ювелиру, сделаешь всё тихо, как учил тебя. Затем отправишься к лесному объездчику, проверишь, есть ли собака. Если есть, не суйся, схоронись неподалёку и жди нас. Если собаки нет, вначале проверь конюшню, сгодятся ли лошади под седло. В случае удачи, седлай и уходи в конец слободки, к старому колодцу, его даже в темноте увидишь у дороги. Жди нас.
— А если объездчик встрянет?
— Не задавай глупых вопросов, — строго осёк Павловский, — ты человек военный. Остальное мы с Екатериной сделаем.