Кровь и золото погон

«Позвонить в Старорусский уездный отдел ГПУ и отправить туда телеграмму о встрече завтра конного отряда ГПУ из Петрограда.

Дать шифротелеграмму в Демянский уком партии и отдел ГПУ о срочной подготовке к возможной встрече с бандитами».

Третьим пунктом он хотел наметить вызов к себе губвоенкома Григорьева, и даже записал, но зачеркнул. «Григорьев подождет, – думал Мильнер, – вначале извещу губком партии, губисполком, попрошу у них содействия милиции». Но всё же не удержался и приказал дежурному вызвать губвоенкома.

Григорьева Абрам Исаакович недолюбливал, завидовал его росту, военной выправке, весёлому и общительному характеру, авторитету, наградам. Они были почти ровесниками и имели схожую судьбу. Родившийся в Санкт-Петербурге в семье литографа, Григорьев окончил ремесленное училище и начал работать наборщиком в типографии. В 1916 г. был призван на военную службу, во время Февральской революции 1917 г. со взводом Литовского полка перешёл на сторону восставших, был избран командиром роты и членом батальонного комитета; в феврале 1918 г. вступил в Красную гвардию Выборгской стороны Петрограда, участвовал в боях на Северном фронте командиром отдельного батальона, командиром 155-го стрелкового полка, командиром 52-й бригады 18-й дивизии (командир И. П. Уборевич). В 1919 г. был награждён орденом Красного Знамени и Почётным революционным оружием. В 1921 г. его назначают Новгородским губернским военным комиссаром, избирают членом бюро Новгородского губкома РКП(б) и членом президиума губисполкома.

По военной линии Григорьев не подчинялся Мильнеру, но губисполком решил назначить Григорьева по совместительству командиром отряда ЧОН при губотделе ГПУ. И вот тут начались трения, подчас доходившие до скандалов и неоднократно разрешавшиеся только на бюро губкома партии. Мильнер, подражавший Троцкому и Мессингу, руководил своим губернским чекистским ведомством авторитарно, не выносил чужих мнений, не терпел советов, даже если они были здравыми и толковыми. Губвоенком Григорьев, возглавив отряд ЧОН и ознакомившись с его состоянием, в рапорте на имя Мильнера отметил низкий уровень военной подготовки бойцов отряда, плохое и разнокалиберное вооружение, совершенно негодный конский состав, способный, по словам Григорьева, таскать бочки горотдела коммунального хозяйства, но совершенно неспособный к строевой службе. Мильнер бесновался, требовал исключить Григорьева из рядов партии, но получив разнос в губкоме РКП(б), приутих.

Григорьев, будучи человеком организованным, по-военному дисциплинированным и собранным, но тоже горячим, сумел шаг за шагом, преодолевая придирки Мильнера, сколотить вполне боеспособный конный отряд ЧОН. Вооружил его кавалерийскими карабинами, выпрошенными по знакомству на окружных военных складах Петрограда станковыми пулемётами «максим» и ручными «льюис», выклянчил в кавалерийской инспекции Петроградского военного округа относительно неплохих лошадей. Мильнеру бы радоваться и благодарить Григорьева, ан нет, червяк неприязни глубоко засел в душе. Но сейчас необходимо было исполнять приказ Мессинга, и Мильнер на время старался урезонить свои страсти.

Григорьев не вошёл, ворвался в кабинет Мильнера, бодрый, словно и не спал вовсе, побритый, в чистой выглаженной тонкосуконной гимнастёрке с чистым подшитым воротничком, с орденом Красного Знамени на груди. Всё это, а также высокий рост, мускулистое тело, туго перетянутое новым кожаным ремнем с наплечными ремешками, до зеркального блеска начищенные сапоги, большая лакированная кобура из дерева с именным «маузером», кавалерийская шашка в ножнах, прибранных серебряными кольцами, а главное – открытое и доброжелательное лицо, – всё это на фоне несвежей, пропахшей потом рубахи, замызганных, давно не знавших утюга штанов и нечищеных ботинок, уставшего лица главного губернского чекиста – вызывало раздражение Мильнера, усиливало затаённую неприязнь к этому солдафонскому хлыщу.

– Здравия желаю, Абрам Исаакович, – весело пророкотал Григорьев, пригладил аккуратно стриженные рыжеватые усы и первым протянул руку для пожатия, – чего не спим?

– Садись, Андрей Степанович, – Мильнер, подавив эмоции, старался нащупать деловой, но менее формальный тон, – омрачили гады нам с тобой жизнь. Вот, полюбуйся.

Перед Григорьевым легли бумаги, полученные от Мессинга. Быстро прочитав их, он с досадой почесал коротко стриженный затылок, полез в карман за табаком. Мильнер придвинул красную коробку дореволюционных папирос «Гусарскiя» (по 5 копеек за штуку). Закурили.

– Где взял? – спросил Григорьев, повертев в руках коробку.

– У нэпмана купил. А где они их берут, один чёрт знает. Ты ведь завтра гарнизонное учение планировал провести? Отмени, будем с тобой группировку сколачивать. А я с утра пораньше за поддержкой в губисполком, хочу собрать милицейский отряд нам в помощь.