Кровь и золото

Следующая жертва, развязный пьяница, зазывавший нас к себе с обещаниями отвести на пир, где нас с радостью примут, нашел свой конец в моих руках.

У меня едва хватило сил, но кровь вновь забурлила и закипела, исцеляя меня столь яростно, что могла посоперничать с увеличивавшейся болью.

Третьим нам попался бродяга, польстившийся на монету, которой я не обладал. Он достался Бьянке, невнятно проговорившей, что разочарована его хрупкостью.

Все происходило под покровом черной ночи, вдалеке от огней домов, подобных нашим.

Мы двигались дальше. С каждым убийством возвращалась сила Мысленного дара. С каждым убийством уменьшалась боль. С каждым убийством восстанавливалась плоть.

Но чтобы мне восстановиться, чтобы вернуть былую жизненную энергию, понадобится бесчисленное множество убийств, невообразимое число жертв.

Я знал, что без одежды похож на комок веревок, который окунули в деготь, и не представлял себе, какой кошмар творится с моим лицом.

Тем временем Бьянка очнулась от забытья и старалась пережить боль человеческой смерти; она очень хотела отправиться к себе домой за свежей одеждой, чтобы вернуться в золотую комнату в платье, подобающем моей невесте.

Она уже слишком много выпила смертной крови, и теперь ей требовалось очередное вливание моей крови, но она этого не знала, а я не рассказывал.

Я с неохотой уступил ее просьбе и отвез в палаццо, в беспокойстве подождав в гондоле, пока она не вышла ко мне в блистательном одеянии – кожа ее светилась, как белоснежные жемчуга.

Навсегда попрощавшись с домом, она вынесла немало свертков – всю одежду, которую ей хотелось забрать, все драгоценности и множество свечей, чтобы в укрытии нам не мешал треск факела.

Наконец мы остались вдвоем в золотой комнате. Она глядела на меня, таинственного молчаливого жениха в маске, и сияла от счастья.

Мы зажгли одну-единственную тонкую свечку.

Она постелила зеленый бархатный плащ, и мы сели на пол.

Я сидел по-турецки, а она поджала под себя ноги. Боль утихла, но по-прежнему представлялась ужасной. «Утихла» означает, что она не усиливалась с каждым вздохом, все тело ныло, но дышать стало легче.

Из бесчисленных свертков она извлекла отполированное зеркало с костяной ручкой.

– Держи, сними маску, если хочешь! – сказала она, и в ее овальных глазах отражалась решимость и храбрость. – Ты меня не напугаешь!

Я долго смотрел на нее, упиваясь красотой, изучая едва заметные перемены, внесенные Кровью, – она превратилась в преувеличенно роскошную копию самой себя.

– Я тебе нравлюсь, правда? – спросила она.

– Всегда нравилась, – ответил я. – В свое время я так сильно хотел передать тебе Кровь, что не мог тебя видеть. В свое время я не ходил к тебе в гости из страха, что воспользуюсь своими чарами – а тогда я обладал чарами! – и заманю тебя в царство Крови.

– Мне и не снилось! – изумилась она.

Я посмотрел в зеркало. И увидел маску. Я вспомнил название ордена: Таламаска. Я подумал о Рэймонде Галланте.

– Ты ничего не можешь прочесть в моих мыслях? – спросил я.

– Нет, – озадаченно ответила она. – Совсем ничего.

– Вот так всегда, – сказал я. – Потому что я – твой создатель. Правда, ты можешь читать чужие мысли...

– Да, – отозвалась она, – мысли наших жертв, а когда льется кровь, у меня бывают видения...

– Да, у тебя всегда будут видения, но не поддавайся соблазну испить невинной крови, ибо она окажется у тебя на руках.

– Я все понимаю, – подозрительно быстро отозвалась она. – Ведь Амадео рассказал мне все, чему ты учил его. Только злодея. Невинного – никогда. Я понимаю.

Я испытал очередной приступ чудовищной ярости из-за того, что двое невинных детей завели от меня секреты. Интересно, когда и каким образом Амадео изложил ей тайну?

Но я понимал, что сейчас не время ревновать.

Мне было ужасно грустно, что Амадео больше нет рядом. Нет. И его никак не вернуть. Амадео попал в руки тех, кто собирался заставить его совершать немыслимые вещи. Нельзя думать об этом. Нельзя. Я сойду с ума.

– Посмотри в зеркало, – предложила она.

Я покачал головой.

Я снял перчатку с левой руки и уставился на обтянутые кожей пальцы. Она в ужасе вскрикнула и сама устыдилась.

– Ты все равно хочешь увидеть мое лицо? – спросил я.

– Нет, как ради себя, так и ради тебя, – ответила она. – Не хочу, пока ты не напьешься крови вдоволь, пока я не постранствую с тобой по миру, пока не наберусь достаточно сил, чтобы выполнить обещание и стать твоей истинной ученицей.

Она кивала в такт своим словам, а в голосе звучала решимость.

– Прелестная Бьянка, – мягко произнес я, – тебя ждут суровые, страшные испытания.

– Да, и я их пройду. Я всегда буду с тобой. Со временем ты полюбишь меня так же, как любил его.

Я не ответил. Я чудовищно страдал, потеряв его. Разве мог я односложно ответить «нет»?

– А что творится с ним? – спросил я. – Или же его просто уничтожили, придумали какую-то жуткую пытку? Ты же, разумеется, знаешь, что мы умираем от солнечного света и жаркого пламени.

– Не умираем, просто страдаем, – быстро сказала она, вопросительно глядя на меня. – Разве ты не живое тому доказательство?