Дэна Мартинеса я не упомянул — не потому, что он устроил перестрелку с Льюком и Льюк, узнай он и об этом ее воплощении, станет доверять ей еще меньше, а потому, что не хотел показать осведомленность о событиях его герильи в Нью-Мексико[22]
. Упомяни я о Мартинесе, и все покатилось бы именно в этом направлении.— А еще она была Гэйл Лампрон.
— Твоей подружкой? — сказал я.
— Да. Я сразу почувствовал что-то знакомое… Но до сих пор меня это не волновало. У нее все мелкие привычки Гэйл — поворот головы, жестикуляция при разговоре, взгляд… К тому же она упомянула о двух событиях, которым был только один свидетель — сама Гэйл.
— Такое ощущение, будто она явно хочет дать тебе понять…
— Полагаю, что хочет, — согласился он.
— Почему же тогда она прямо не скажет, интересно знать?
— По-моему, она просто не может. На ней какое-то заклятие, только разве разберешь, какое — она же не человек. — Льюк украдкой взглянул на дверь и добавил: — Проверь-ка еще раз.
— По-прежнему чисто, — сказал я. — Так что о…
— В другой раз, — сказал он. — Я намерен убраться отсюда.
— Я понимаю, хочешь сбежать от нее… — начал я.
Льюк покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Я намерен навалиться на Крепость Четырех Миров… скоро.
— В твоем состоянии…
— Вот именно. Об этом я и говорю. Я намерен убраться отсюда, чтобы восстановить форму. Похоже, старый Шару Гаррул вырвался. Это единственное предположение, которое объясняет все, что случилось…
— Что именно?
— Я получил сигнал бедствия от матери. После того как я отобрал ее у тебя, она отправилась обратно в Крепость.
— Почему?
— Что «почему»?
— Почему она направилась в Крепость?
— Ну, это место — средоточие силы. То, как там сходятся четыре мира, высвобождает до черта силы, которую адепт может вколотить в…
— Там что, действительно сходятся четыре мира? Ты имеешь в виду, что там можно оказаться в другой тени, просто свернув в сторону?
Льюк с минуту изучал меня.
— Да, — в конце концов сказал он. — Но если тебе нужны подробности, объяснить это я не сумею.
— А сам я не пойму, информации не хватает… Итак, она вернулась в Крепость, чтобы поднабрать силы, а вместо этого получила сплошные неприятности. Она позвала тебя на помощь. А для чего ей понадобилась эта сила?
— М-м. Ну, у меня были затруднения с Колесом-Призраком. Я решил уже, что почти уговорил его принять нашу сторону, но мама, похоже, подумала, что я не очень-то спешу, и решила попытаться связать его мощным заклинанием…
— Подожди минутку. Ты говоришь о Призраке? Как ты с ним связался? Те Козыри, которые ты нарисовал, бесполезны.
— Знаю. Я туда дошел.
— Как тебе это удалось?
— В акваланге. Я надел водолазный костюм и баллоны с кислородом.
— Обалдеть! Интересный подход.
— А ты
— А этот старый маг, — сказал я, — проторчал там… сколько времени?
Льюк начал было пожимать плечами, но вдруг передумал.
— Дьявол, ну не знаю я… Кого это заботило? Когда я был мальчишкой, он был вешалкой для плащей.
— Вешалкой для плащей?
— Во-во. Он проиграл в колдовской дуэли. Я не очень-то знаю, кто ему приложил — мамочка или отец. Хотя, кто бы ни врезал, застигло его на полуслове: руки простерты и все такое. Так его и заморозило, твердый стал, как доска. Его поставили в прихожей и вешали на него плащи и шляпы. Время от времени стирали пыль. Я, когда был маленьким, даже вырезал у него на ноге, будто на дереве, свое имя. Он для меня всегда оставался мебелью. Это потом я узнал, что в лучшие свои дни он был крут…
— А этот парень носил когда-либо синюю маску на работе?
— Достал уже! Ничего я не знаю о стиле, в котором он работает. Слушай, давай не будем отвлекаться, иначе она окажется здесь, прежде чем я закруглюсь. На самом деле, может быть, нам сейчас надо бы уйти, а остальное я мог бы дорассказать и потом.
— Ну уж нет, — сказал я. — Как ты верно отметил этой ночью, ты — мой пленник. Я еще не настолько спятил, чтобы отпускать тебя, не узнав куда больше, чем знаю сейчас. Ты — угроза Янтарю. Та бомба, которую ты бросил на похоронах, была вполне реальна. По-твоему, я хочу предоставить тебе еще одну возможность пострелять по нам?
Льюк улыбнулся, затем улыбка исчезла.
— И с чего тебе надо было родиться сыном Корвина? — сказал он. Затем спросил: — Могу я дать тебе свое слово?