Зосим быстро обернулся туда-обратно и вновь стоял на крыльце, сжимая минералку в руках. Дверь приоткрылась, и бутылки исчезли в дверной щели.
— Иди, погуляй! — бросила из-за двери старуха.
Бабка молча смотрела на усыхающую женщину и слушала ее сбивчивый рассказ о череде болезней, которые обрушились на ее новорожденную дочурку, а затем и на нее саму. Старуха взяла в руки горячие ладони женщины и ощутила следы скрытой нерастраченной силы в воспаленной крови пациентки. Знахарка долго стояла и молча шевелила губами. Но ни одно слово не слетело с ее уст. Потом она так же безмолвно удалилась в соседнюю комнату и что-то тихо пошептала над бутылками с минералкой. Выйдя из дома, она поманила нервно расхаживавшего мужа: «Ты будешь обтирать свою жену три раза на дню водой из одной бутылки. И столько же раз поить из другой».
С этими словами она распрощалась с ними и скрылась в доме. Молодая пара с недоверием глянула на закрывшуюся дверь и медленно побрела прочь.
Сквозь закопченное окно целительница смотрела им вслед и тихо качала головой.
«Волею судеб мне пришлось свидеться с потерянной для нас сестрою, — с горечью думала дряхлая знахарка. — Как жаль, что в свое время некому было разбудить в ней нашу магическую силу и ввести в сестринство. Но, несмотря на это, она, похоже, явила нам надежду на спасение. Нужно будет обязательно посмотреть на ее малышку и сообщить сестрам».
Больная выполнила все как было наказано и, вопреки медицинским канонам, выздоровела. Убедившись в возможностях знахарки, Зосим собрался отвезти к ней и хворающую дочурку.
Однако страшная весть об убийстве целительницы перечеркнула все его надежды. Оставалось рассчитывать только на себя, и он стойко вел по жизни свое больное дитя.
Вича всегда чувствовала заботу и поддержку отца. Вот и сейчас она знала, что он рядом и опять такой же нервный и растерянный, каким был несколько дней назад. Не прошло и недели, как он сидел у них на кухне и пил одну чашку крепкого кофе за другой. В его уже налаженную и устроенную жизнь с замечательной женщиной, которая им с Дичей пришлась по душе, снова ворвалась проклятая приживалка.
«Как я ее упустила? — сокрушалась Вича. — Ведь эта стерва не раз бросала здесь отца и по полгода пропадала в Питере, строя себе дом на его же деньги. Нужно было приговорить ее еще тогда, когда она была в другой части света, и папу бы не зацепило».
Она смотрела на дрожащую кружку с кофе в руках отца и думала: «Он ведь уже далеко не мальчик. Кто позаботится о нем? У меня сил становится все меньше, мне его просто не потянуть».
— Не смей уходить к приживалке! — неожиданно вырвалось у нее тогда. — Не дай бог с тобой что-нибудь случится, так она сразу же исчезнет, и останешься ты один как перст.
Конечно, не так она представляла себе свой прощальный разговор с папой, ведь он всегда старался облегчить ее страдания, как мог. Но жизнь играет по своим правилам, и никто не в силах их изменить. Вича надеялась, что одно из ее последних энергетических посланий на родину все-таки поможет вырвать отца из лап этой стяжательницы. Как только приживалка в очередной раз бросит отца, ее будет ждать в Питере маленькая посылка…
Тем вечером, после последнего разговора с отцом, Вича выкопала из кошачьего песка давно зарытую фотокарточку. При виде истлевшего фото приживалки в голове неизвестно откуда возник странный, но очень знакомый образ. Вича увидела огромную собаку, которая вцепилась в катающуюся по земле медведицу и, злобно урча, поглядывала в сторону лесной красавицы. И вот перед глазами виккианской воительницы уже была не медведица, а та, кому предназначалась посылка. Еще немного, и волкодав доберется до горла приживалки.
— Отпусти ее. Я думаю, достаточно.
Пес послушно разжал челюсти. Виляя обрубком хвоста, он весело подбежал к Виче и уткнулся мордой в ее открытые ладони.
Завороженные хозяева волкодава стояли в стороне и никак не могли решиться окликнуть свою собаку. Это был и их, и не их пес. Они никогда не видели и вряд ли когда-нибудь увидят своего зверя виляющим хвостом.
«Все это, возможно, случится. Как знать? Не собьется ли мое послание с курса под порывами переменчивых ветров капризной Атлантики?» — крошила Вича истлевшую фотокарточку в кошачий песок…
Плачущий Зосим не выдержал траурной обстановки в боксе и ушел не проронив ни слова. Никому не заметный уголек едва теплившегося сознания подсказывал Виче, что они еще увидятся. Но можно ли теперь доверяться своим чувствам? Ведь в тот день, провожая в отца, она тоже знала, что они обязательно встретятся, когда Зосим будет провожать их в Мексику. Но к вечеру эта уверенность испарилась.
После ухода тестя Дича начал переписывать их прошлогодний отпуск в Ямайке с мини-кассеты от камеры на обычную видеокассету. Каждый раз перед новой поездкой они освобождали мини-кассеты, чтобы было куда записывать очередные моменты тропического счастья. Вича боялась смотреть записи из Ямайки и чувствовала, что лучше этого не делать.