Кровь или семьдесят два часа

С тех самых пор Вича начала избегать родственников и на любые приглашения отвечала вежливым отказом, ссылаясь на плохое самочувствие.

Сороковой час Из-за окна реанимации продолжали доноситься звуки гуляющей молодежи. Как и те посторонние люди, что смеялись за окном, Вичины родственники тоже не знали о постигшем Вичу несчастье. Она не разрешала распространяться о своем здоровье ни под каким соусом. Зосиму не раз попадало за это.

— Кто тебя тянет за язык? — выговаривала ему дочь. — Оставь людей в покое. У них своя жизнь, у нас своя.

— Но они же интересуются, — оправдывался отец.

— Говори, что все нормально.

— Ну я же не могу врать.

— А врать и не надо. Для меня валяться по больницам — это обычное дело! — выходила из себя Вича.

После той злополучной поездки в парк аттракционов она стала и от отца скрывать свое самочувствие.

— Когда же ты стала такой скрытной? — спросил Дича жену, убирая упрямую прядь волос с ее осунувшегося лица.

Незаметная глазу вибрация аппарата искусственного дыхания раз за разом сбрасывала ее золотистый локон с бледного лба.

— Помню, помню, — ответил он за нее. — Мы тогда только проводили Яну с Дианой.

Дича вспомнил, как тяжело она переживала одиночество в то время. У него тогда была горячая пора, и тем труднее ему было заменить жене отсутствие общения с родственниками. В те дни он без устали работал над завершением своей диссертации и безвылазно сидел в лаборатории. Эксперименты с мышами подходили к концу, приближалось время их умерщвления. Этот процесс всегда угнетал Дичу, вызывая страшные ассоциации.

Мышей помещали в контейнер, где под решетчатым полом лежали куски искусственного льда. Наблюдая, как грызуны хватают ртом воздух, наполненный парами углекислого газа, исходящего от таявшего льда, он невольно дума о Виче. Где-то в глубине души он знал, что подобная смерть уготовлена и его любимой, и гнал эти тяжелые мысли прочь. Но в глазах все рано щипало, а в голове звучали слова известной песни: «Опустела без тебя земля». К горлу снова подкатился комок.

— А помнишь, как ты модничала в моем выпускном одеянии? — быстро спросил он, загоняя предательский ком поглубже.

Дича вспомнил счастливую Вичу во время официальной церемонии присвоения докторских степеней его выпуску. Свежеиспеченные доктора сидели в первых рядах и ждали своего вызова пред светлы очи великого магистрата. Заведующие всех кафедр университета и научные руководители выпускников сидели в центре сцены и сурово смотрели на будущих докторов наук. Все они были облачены в мантии и четырехугольные шапочки магистров. Их одеяния несли официальные цвета университетов, которые каждый из членов магистрата заканчивал. И хотя преобладали черные и бордовые тона, группа представляла собой довольно пестрое зрелище. И вот церемония началась.

Вича сидела в зале и нервно сжимала в руках фотоаппарат.

Она плохо понимала возбужденную английскую речь, лившуюся со всех сторон, и напряженно вслушивалась, пытаясь выловить из этого журчащего потока имя мужа. Сидевшие рядом студенты и работники Дичиной лаборатории, успокаивали ее: «Не переживай ты так! Мы тебе дадим знать, когда вызовут Дмитрия».

Новоиспеченных докторов наук по очереди вызывали на сцену. Каждый научный руководитель, согласно ритуалу, облачал своего подопечного в мантию и шапочку балтиморского университета и сажал рядом с собой. Поскольку одеяние выпускников было черного цвета с темно-синими вставками, магистрат темнел прямо на глазах. Вместе с ним темнел и взор Вичи.

Она уже с трудом понимала, где находится. Незнакомая речь вокруг и восседающие на центральном возвышении люди в черных мантиях и четырехугольных, похожих на судейские, шапочках унесли ее в прошлое. Она вновь была паломницей в западной Померании. Однако органной музыки и литургий не было слышно. Сегодня был необычный день, сегодня судили ведьму. Семейство герцога сидело в первых рядах, и его глава с нетерпением ожидал слушаний. Подсудимой была дряхлая знахарка из соседнего графства, с которой их пути однажды пересеклись. В те далекие годы целительница отказалась помочь герцогу в избавлении от нежеланного плода любви его младшего сына Эрнеста. Но любимый вассал короля не привык отступать. И его требование было исполнено черной ворожеей царствующего дома. Однако, хотя его внебрачный внук так и не родился, несостоявшаяся мать была кем-то спасена из-под самого носа герцога. Кто-то опоил стражников до беспамятства и освободил пленницу. Разгневанный вассал еще тогда заподозрил, что именно эта самая знахарка раскрыла место, где укрывали любовницу Эрнеста. Бежавшая Сидония обратилась в ведьму и стала сживать со света участников ее похищения. Прошлой осенью ее жертвой стал сын герцога Отто, после чего взбешенный отец объявил на нее охоту. Пока его люди пытались поймать Сидонию, он не мог сидеть сложа руки. В своей бессильной злобе правитель восточной Померании обратил свой гнев на старую знахарку.