Кровь избранных

Сердце ее сжалось от нежности. Она глубоко вздохнула и хотела опять обойти стол, но шулеру судьба, как правило, дает только один шанс. Нужно прочесть остальные арканы, истолковать их и надеяться.

Вдруг отчаянное мяуканье Овилло^[58] из сада вернуло ее к действительности. Капли воска стекали в подсвечник, силуэты предметов то уменьшались, то увеличивались в ярком сиянии свечи. Фелипа подошла к окну и увидела маленькую тень, освещенную луной. Кот искал в темноте тайну, которую ищут все кошки.

Креолка вернулась на место.

Вторая карта: первый аркан, «Дурак».^[59]

Предательство.

Девушка не дала себе времени подумать. Затаив дыхание, взяла еще одну карту и сложила треугольник.

Третья карта: двадцать первый аркан, «Мир». Перевернутый.^[60]

Слеза побежала по щеке. Фелипа застыла и просидела неподвижно до тех пор, пока не угасла свеча и не загорелась заря.

14 Провинция Аньхой, апрель — июнь 1920

Человек Ни Сычуна, военачальника провинции Аньхой, не понравился парню. То ли Шань Фена оттолкнуло широкое, обожженное солнцем лицо, то ли высокомерие и грубая ирония, с которой проводник обращался с ним всю дорогу, особенно когда не слышал профессор Хофштадтер, «большой начальник», как тот его называл. Шань Фен с семьей переехал в Шанхай очень давно, еще в детстве, и теперь впервые покинул город. Об этом нетрудно было догадаться: всю дорогу с лица парня не сходило изумленное выражение. Но вовсе не потому юноша позволил зазнайке из провинции держать себя за экзотического дурачка.

Шань Фен и ученый день за днем ехали на задке повозки, запряженной четырьмя приземистыми лошадками. Юань Чэ оказался опытным проводником и без устали рассказывал о географии и экономике увиденных мест. Правда, говорил он на диалекте, и его не всегда можно было понять.

Из города путники направились на северо-восток, пересекли долину Янцзы к югу от Нанкина и все дальше стали углубляться в провинцию Аньхой. Ни Сычун предложил Триаде охранять немца на подконтрольной ему территории, неподалеку от Шанхайского округа. Организация не сумела выявить заказчиков нападения на профессора, поэтому предложение аньхойского военачальника было лучшим выходом.

Первую ночь путешественники провели неподалеку от Нанкина, в крестьянской хижине, окруженной кустарником и лужами затхлой воды. Плодородную почву питали илистые отложения Хуанпу. Неподалеку располагалась рисовая плантация, на которой работали хозяин дома с родственниками и несколько деревенских семей.

Дочка хозяина, низко опустив голову, принесла гостям жидко разваренный рис в мисках. Пока они ели, Юань без конца отпускал вульгарные шуточки. Когда же Хофштадтер вышел на крыльцо покурить, проводник совсем распоясался.

— Видал девчонку? Хозяйскую дочку? — Юань похотливо ухмыльнулся. — Морда как у свиньи! Бедра круглые и лодыжки крепкие, ого! Я прав или нет?

Шань Фен не удостоил его ответом. Парня раздражали не столько слова, сколько тон. Скверных выражений он достаточно наслушался в заведении папаши Вона и привык. А проводник продолжал поддразнивать юношу:

— Ну конечно, ты у нас человек изысканный. В Шанхае девушки не того уровня. Талия тонкая, а бока еще шире? — Юань засмеялся, уверенный, что шутка получилась забавной, а потом снова начал провоцировать: — А как у парней в городе с девчонками… Может, она тебе понравилась…

Проводник сделал непристойный жест, подперев рукой предплечье, и сально захохотал. Шань Фен прикидывал, ударить его или нет.

— Да ладно, парень, я шучу, не обращай внимания на болтовню старого слуги. — Юань немного помолчал и подмигнул. — Хотя, что тут плохого: глазки подмазать — и фюить! В темноте хороводиться!

Проводник опять захохотал, и на этот раз юноша поднялся с места: еще одна шуточка — и он врежет нахалу…

Путники продвигались все дальше в горы. С изменением высоты пейзаж становился другим, а с ним — и погода. Пыли стало меньше, подул свежий ветерок. По обе стороны дороги теснился лес с узкими просеками. Густо рос бамбук, причудливо ветвилась туя.

К вечеру следующего дня путники добрались до дома: старой деревянной развалюхи, покрытой наростами застарелой глинистой грязи. Внутри было бедно, но чисто. Две маленькие комнаты, приспособленные под спальни, разделяло просторное помещение, которое Хофштадтер намеревался оборудовать под кабинет и лабораторию. Строение стояло в пустынном месте, примерно с километр выше в горы от безымянной деревушки из нескольких бараков. В селении имя Ни Сычуна заставляло женщин бледнеть, а мужчин — подобострастно кланяться. У крестьян можно было добыть пропитание, за которое они не осмелились бы запросить денег.

Профессор большую часть времени проводил в кабинете, оборудованном по возможности, и анализировал под микроскопом частицы содержимого сосудов, тщательно записывая результаты.