Кровь избранных

9 Шанхай, Чан-Ян-Роуд, 47, Тюрьма Тиланьцяо, июль 1922

Вэй робко вошел в камеру. За последние годы он стал мелким уголовником на задворках большого бизнеса, увлекался азартными играми и заводил весьма подозрительные знакомства, но еще ни разу не оказывался в подобном заведении. Глаза его лихорадочно бегали по сторонам, подмечая все вокруг: лохмотья, грязные соломенные подстилки, ломаные табуреты. Парня пугала уже сама мысль о том, чтобы посмотреть в лицо заключенным. Однако сделать это все равно придется, и чем раньше, тем лучше.

Новичок бросил быстрый взгляд, чтобы ни у кого не создалось впечатления, будто он их рассматривает. Вэй сразу понял, от кого придется защищаться, а на кого можно напасть. Таким взглядом опытные игроки сразу определяют, когда пора вставать из-за стола.

В камере находилось двое, с кем, видимо, надо будет завести дружбу: оба высокие и грузные. Они держались вместе и, скорее всего, большой опасности не представляли: либо это друзья, а значит, способны на человеческое чувство, либо исполнители воли того, кто устанавливал свои законы. Следовательно, соблюдение порядков обеспечивало безопасность. Здесь также пребывал человек со следами душевной болезни на лице. Рядом с ним нужно держать язык за зубами, потому что придурок раззвонит запретные тайны каждому встречному-поперечному. Он ведь любимец богов, кому придет в голову его наказывать?

Еще двое узников неприметно расположились в сторонке, и надо было поразмыслить и решить, следует их опасаться или не обращать на них внимания. Главарь зачастую едва заметен за спинами подчиненных. А вот этот человек ему знаком. Шань Фен стоял, прислонясь к сырой стене, словно без него она упадет, и глядел в пустоту. Земляк, видимо, не узнал Вэя.

— Эй, братишка, чего же ты натворил, что угодил сюда? Я убил хахаля матери, а та на меня донесла.

Дурачок залился громким смехом, и Вэй захохотал в ответ:

— А я играл с кем не надо.

Спустя два дня Шань Фен и Вэй прохаживались по тюремному дворику и, глубоко вдыхая свежий воздух, оживленно беседовали. Прогулка давала единственную возможность хоть как-то подправить здоровье: вздохнуть всеми легкими, посмотреть на небо, восстановить зрение, разогнать застоявшуюся кровь. Но все же для них разговор был важнее.

— Говорю тебе, Шань Фен, что Гоминьдан день ото дня набирает силу, а коммунистическая партия не завоевала много приверженцев. Нас мало.

— А Мао?

— Кажется, он даже не приехал на Второй съезд. Среди товарищей крепнет идея влиться в Гоминьдан, и Цзэдун вроде не возражает. Люди верят риторике Сунь Ятсена, и я совсем не уверен, будто это хорошо. Разве только чтобы увеличить число сторонников… Так быстрее можно заинтересовать крестьян, чего не сумел даже Мао. Тогда это единственный путь.

Шань Фен задумчиво отвел глаза, и Вэй испугался, что поторопился и выдал себя, слишком быстро раскрывшись. Он и в игре часто упрекал себя за поспешность, которая не раз стоила ему проигрыша. Секунды растянулись в вечность. Наконец земляк сказал:

— Кажется, я знаю, что делать. — Вэй улыбнулся. — Я давно хотел передать Мао записи Хофштадтера и уже собрался это сделать, но боги мне не позволили. Когда шел забирать бумаги из тайника, то угодил сюда. — Шань Фен горько усмехнулся. — Может, провидение хотело, чтобы их принес ты.

Игрок сделал непонимающий вид, и приятель коротко рассказал ему все, что знал: о ценности исследований Хофштадтера, о доверенных ему на хранение записях и о месте, где их спрятал.

— Ты хорошо запомнил расположение тайника, где лежат бумаги?

Довольный Вэй кивнул. С миссией он справился, но на душе было неспокойно. Дерюйтер рассчитал абсолютно верно: земляку надо выговориться знакомому лицу. Минимальная поддержка, и тот выложил все. Просто, как обобрать нищего. И настолько же недостойно. Ему оставалось отсидеть еще две недели за маленькое преступление, которое Вэй совершил: резался в азартные игры в клубе для европейцев, подумать только! Разумеется, по приказу голландца, чтобы появился повод сесть в тюрьму и войти в контакт с Шань Феном. Еще пятнадцать дней в этом аду, и все кончится.

Сунь Сюнь внимательно наблюдал за ними обоими. Едва Вэй появился в камере, как сразу прилип к Шань Фену, словно поросенок к матке. Когда они расхаживали, увлекшись разговором, то заходили в чужую зону. Вечно эти из Триады воображают себя хозяевами мира. По тюрьме распространились слухи, что Юй Хуа и его люди потеряли благосклонность богов. Ту Юэшень снова стал хозяином Шанхая. А его следовало ублажить. Пришло время свести счеты.