Жека вышел из вагона и, поднявшись по эскалатору, оказался на «Маяковской» — станции, которую панически боялся в детстве. Однажды в начальной школе один из его одноклассников, собравший на большой перемене вокруг себя несколько человек, шепотом поведал им о секрете. Будто чтобы плитка для облицовки вестибюля станции стала красной, ее пропитывали кровью, потихоньку выкаченной в больницах из маленьких детей. «У них не всю забирали, но многие все равно умерли… А я со скарлатиной тогда лежал, но у меня чуть-чуть взяли, потому что бидон у медсестры уже был полный. Врач ей сказал, что, если крови не хватит, с меня потом и начнут. Хватило, наверное. Повезло…» После уроков они поехали смотреть эту мистическую станцию. Была середина буднего дня, и «Маяковская» была до жути малолюдной. С шевелящимися на затылке волосами Жека подошел к стене и осторожно прикоснулся к плитке пальцем. Плитка была гладкой. «Видишь, это от крови», — произнес одноклассник, раскрывший им страшную тайну. Внезапно приехавшая с ними девочка громко вскрикнула и бросилась к эскалатору. Они — за ней, перескакивая через ступени едущей вверх лестницы. В вестибюле станции, отдышавшись, девочка сказала им, что, пока мальчики трогали плитку, белый барельеф Маяковского посмотрел на нее и подмигнул.
Сейчас, как и всякий раз, оказываясь на «Маяковской», Жека улыбнулся, вспомнив эту историю. Подумал, что «подмигивавший» поэт и в самом деле был похож на какого-то затаившегося в углу вампира, спрятавшего клыки за сжатыми бледными губами.
Город встретил его дождем — несильным, но неприятным. Мокрая, будто ее обсосали и выплюнули, толпа на Невском. Где там сейчас его «опель»? Мокнет брошенный у стройки на Пулковском? Может, купить вместо него «ниссан GT-R»?
Накинув на голову капюшон, Жека зашагал по Марата — улице, средневековой не по архитектуре, а по принципу, когда сапожники, мясники и бондари цехами селились в одном месте. Марата была улицей туристических и страховых фирм, кормившихся с шенгенских виз, получаемых в визовом центре Финляндии и предоставлявших, помимо прочего, такой специфический вид услуги, как «откатка визы». Автобус, набитый пассажирами, переезжает через границу, гид дает «туристам» четверть часа на то, чтобы перекусить и выпить кофе в ближайшем кафе, сам в это время скидывает контрабандные сигареты. Потом всем автобусом заезжают в магазин-склад за сомнительного качества товарами и под усмешки финских пограничников покидают Еврозону с вожделенными штампами в паспорте. И все — можно на две недели лететь загорать в Коста-Брава.
Вот и «Олдбой» — место, где они с Настей поужинали в первый раз. Яркая вывеска заведения жалила глаза из влажной темноты, обещая тепло, вкусную горячую еду, выпивку и джаз. Жека сдал свою куртку одобрительно покачивающему головой в такт музыке молодому гардеробщику, улыбнулся встречающему его у входа в обеденный зал хостес, сказал:
— Меня ждут.
Настя сидела за дальним столиком, спиной к залу. Когда она повернула голову к приблизившемуся Жеке, он понял причину: по ее правой скуле расплылся свежий синяк. Она даже не стала утруждать себя, замазывая его, а просто надела армейский, с V-образным вырезом и кожаными накладками на плечах свитер, с которым синяк смотрелся почти уместно.
— Приве… Мать твою, Настя! Что случилось? Кто тебя?
Он сделал движение рукой, словно пытаясь прикоснуться к лицу девушки, но та отпрянула и помотала головой.
— Смотрю, тебя нельзя оставлять одну. В каком кровавом спорте ты добывала медаль?..
Он хотел что-то добавить, но осекся, почувствовав исходящий от Насти холод.
— Не пялься так, пожалуйста. Садись. Я пришла чуть пораньше и не стала тебя ждать, заказала нам обоим тигровые креветки в сливочном соусе с овощами на гриле… Ничего, что я сюда тебя затащила? Я, кажется, говорила, что у них подрабатываю? Надо было забрать «первичку» для обработки.
— Подойдет, — сказал Жека и, присев, поймал ее руку в свою. — Так что у тебя все-таки стряслось?
— Да все в порядке, — ответила Настя, плеснула из стоявшей на столе бутылки с водой без газа в стакан и сделала пару глотков.
— Не верю. Это у тебя откуда? — он взглядом указал на синяк.
Несколько секунд Настя не отвечала, смотрела мимо него. Что-то в ее лице заставило Жеку испугаться того, что она сейчас закричит — громко, раскалывая спокойную атмосферу «Олдбоя» с тихими разговорами посетителей, по-домашнему звякающей посудой и проверенным временем джазом. Рукой он чувствовал, как дрожит у нее какая-то жилка на запястье. Потом Настя произнесла:
— Знаешь, у меня отец умер… И я виновата в этом…
— Ты? Как это?
— Если бы не начала его шантажировать…
Поданные креветки в сливочном соусе остывали на тарелках, превращались в креветочные айсберги, пока Настя рассказывала обо всем Жеке. Тот слушал, держа в руке холодную рыбину ее ладони.
— Странно, — сказала Настя. — Вроде бы я его не любила… А сейчас, когда уже ничего не исправить, жалею, что так у нас с ним получилось. Будто я его предала.
Жека молчал, не зная, что сказать.