Тогда он очухался на голой кушетке. Высокий потолок. Неприятный, вызывающий тошноту какой-то своей дискретностью больничный свет. Ободранные стены. Стойкий запах мочи. От всего остального мира Жеку отделяла рваная, будто найденная на помойке ширма. За ней кто-то ходил туда-сюда, выбешивающе шаркая ногами. Голова болела так, что ее хотелось отрезать. Из вены торчала игла, а возле изголовья находилась стойка с полупустой капельницей.
Он сразу понял, что произошло, но верить в это не хотелось. Сознание путалось, выдавая предательские воспоминания в произвольной последовательности. Вот они смотрят на остывшие креветки и решают заказать спагетти. Официант приносит им выпивку, которая, как из бутиратного РПГ, шарахнула по его мозгам. Настя улыбается, спрашивает про его планы. Почти ничего не соображая, думая, что умирает, он садится на ступеньки кафе, прислоняется спиной к стене. Настя подхватывает его. Ее голос: «Только тише, пожалуйста. Все хорошо».
— Сука-тварь-ненавижу! — просипел Жека незнакомым голосом и чуть не задохнулся внезапно появившимся комком в горле.
Он мотнул головой, попытался встать. Прикрыв глаза, смог только сесть.
— Эй! — негромко произнес он.
Хотелось сказать, что он тут умирает, но ему не хватало воздуха.
Шарканье за ширмой прекратилось.
— Доктор, — услышал Жека голос пожилой женщины, — там вас зовут, кажется.
— Зовут? Что, прямо меня? Так и говорят: «Позовите Виталия Семеновича, хватит ему бумажки заполнять»? — ответили жизнерадостным мужским баском.
— Эй! — с трудом исторг из себя Жека.
— Вот, опять!
— Да? Ну, тогда посмотрим.
Гусеницами танка проскрежетали по извилинам его отравленных мозгов ножки отодвигаемого стула. Кто-то неспешно приблизился к ширме. Нестарое лицо, широкое, пухлогубое и с веселыми глазами, выглянуло сбоку и уставилось на Жеку.
— Живой? — спросил врач.
— Вроде, — вяло кивнул Жека.
— Ну и хорошо, — врач зашел за ширму, глянул уровень лекарства в капельнице и присел рядом с Жекой. — Кайфанул?.. Теперь рассказывай, Буратино, что помнишь.
Жека пожал плечами.
— Да все помню, — и подумал, что на самом деле рад бы все забыть.
Жаль, что он вообще не впал в кому. Валялся бы, покрывался пролежнями, но, по крайней мере, не чувствовал бы себя жертвой гребаного теракта.
— Все? Ну? — удивился врач. — Давай тогда по порядку. Как зовут, помнишь?
— Кого?
— Тебя.
— Евгений.
— Отлично, Евгений. А фамилия?
Ну, мать-перемать. Сейчас опять начнется.
— Онегин… Не, меня и вправду так зовут.
— Не путаешь ничего, а? Может, Дубровский? Или Белкин, а?.. Да шучу-шучу. Видели твои водительские права, уже поржали. Сидели, новую главу, считай, сочинили… «Онегин, опиваясь пляс-водой…» А что было, помнишь? Сам перебрал дряни? Или отравил кто? Тебя нашли на улице, валялся в отключке, сознательные граждане вызвали скорую.
— Кафе какое-то было… — неохотно проговорил Жека, думая о висящих на стенах «Олдбоя» катанах.
— Ладно, вспомнишь, — сказал врач. — Особенно когда поймешь, чего лишился. Телефона там, денег… «Безмолвно буду я зевать и о былом воспоминать». Вот что. Опасности для твоей молодой и глупой жизни нет. Мы тебе сейчас капаем раствор, уменьшаем процент яда в крови. Как кончится банка, я на тебя еще гляну. Будешь огурцом — отпущу домой. Скоро утро, метро через час откроется, чего тебе тут с «синяками» торчать. Договорились?
— Договорились. А можно пройтись немного?
— Попробуй. По коридору. Только осторожней, капельницу не порви.
Колесики стойки отчаянно скрипели, и от этого звука Жеку бросало в дрожь. Обливаясь потом, на ватных ногах, то ли придерживая шаткую конструкцию, то ли держась за нее, он выбрался из-за ширмы, протопал десять метров до коридора, где без сил упал на другую кушетку, опершись спиной о стену.
Рядом, в трех шагах от него, сидели двое мужиков — трезвых, но с внешностью сильно пьющих людей. Один из них был в расстегнутой рубашке, открывавшей свежий, зашитый крупными грубыми стежками алый шрам на бочине.
— Нет, не люблю я это дело. Не нравится — и все тут. Чуры же тоже свиней не едят, — говорил один.
— Ты сравнил! — ответил ему второй. — Чурам Аллах-акбар не велит свиней жрать. А этих просто надо уметь готовить. Моя их в салат крошит, получается вкуснее оливье… Хотя, — задумался он, — может, еще вкус и от породы зависит. Мы тут как-то чихуахуа подобрали и сварганили. И вроде, знаешь, под сметанкой, с лучком — все дела, в общем, а как будто…
Жеку замутило, и он перестал слушать соседей. Подумал, не попросить ли доктора, чтобы он взял скальпель и вырезал из него все, что болело. Или хотя бы сделал лоботомию и удалил память.
Со смятой выпиской в кармане он добрался до дома. Ключей в карманах не нашел, но дядя Игорь со второго этажа, выгуливавший своего пса, впустил его в подъезд. Жека поднялся на свой этаж. Дверь в квартиру была приоткрыта. Ключи валялись в прихожей. Денег, два с половиной миллиона рублей, — простыл и след. А чего он ждал? Что Настя выскочит из-за дивана и крикнет: «Сюрприз»?
— Ненавижу, — прошептал Жека и стал искать номер Насти в айфоне.