Кровь хрустального цветка

Разговоры стихают, когда мы входим в комнату, заполненную беспокойной энергией. Оглядываюсь, рассматриваю скалистое пространство, очень похожее на гробницу. Или, по крайней мере, такими я представляю гробницы из прочитанных книг – мрачной пустотой, унылой и величественной.

Сквозь единственное, вырезанное в куполе открытое окно падает луч мутного света – на огромный круглый стол из камня. Свет утекает сквозь ржавую решетку, прикрывающую дыру в его середине, которая ведет в кто знает какие недра.

Ненавижу эту комнату, чувствую, как в ней витают призраки прошлых разговоров, пойманные в этом склепе, как нечто осязаемое. И здесь холодно.

Так, что пробирает до костей.

Когда я впервые приоткрыла старую деревянную дверь и обнаружила это место, спрятанное в самом сердце замка, я дала деру, как ошпаренная.

Один взгляд – и я сразу поняла, что это несчастливое место. Оно просто… напрягло меня. Все еще напрягает, но сейчас все перекрывает сжимающая сердце тревога из-за огромного количества людей вокруг стола, смотрящих на меня с едва скрываемым любопытством.

Кожа покрывается мурашками, спина цепенеет.

На меня, должно быть, уставлено больше сотни глаз.

Рордин берется за спинку одного из немногих свободных стульев, поднимает его, сдвигает на шаг и снова опускает.

Мой взгляд тонет в его глазах цвета олова.

Не выпуская спинку стула, Рордин приказывает мне сесть коротким движением подбородка. Но я прикована к месту.

Скрежет ножек по полу совсем немного выбивает меня из колеи, Рордин это наверняка заметил…

– Милайе.

С красивых, четко очерченных губ срывается прозвище, и я тут же отмираю.

Стул настолько холодный, того и гляди вытянет из меня остатки тепла. Вздрогнув, сую руки между бедер, чтобы его сохранить.

Рордин занимает место рядом, и разговоры возобновляются.

В попытке избежать хмурых лиц и брошенных украдкой взглядов я смотрю на дыру в потолке. На клочок видимых в ней клубящихся облаков.

В окне нет стекла, ничто не мешает мороси дождя падать внутрь.

Затем опускаю взгляд на отверстие в гладком камне с ржавой решеткой, прямо под дырой в потолке…

Интересно, куда стекает вода.

Снова поежившись, чувствую на себе взгляд Рордина.

– Что? – шепчу я, и он освобождает меня от пронизывающего внимания, обращая его на собравшихся.

– У тебя губы синие.

– Это потому, что ты затащил меня в подвал, – цежу я, и он мрачно хмыкает в ответ.

Сзади открывается дверь, обдавая меня нежнейшим дуновением тепла, и снова захлопывается. Раздаются тяжелые шаги, затем скрежет дерева о камень.

Я стискиваю зубы и, чувствуя, как щеки заливает жар, смотрю на вошедшего мужчину.

Взгляд лазурных глаз кажется слишком интимным. Не в сексуальном смысле, но глубже, много глубже…

Мужчина из сада.

Он откидывается на стуле, словно нежащийся на солнце кот, закинув ногу на подлокотник. Сминает дорогое южное одеяние – тунику, что подчеркивает мускулистое тело и придает каплю беззаботности и без того небрежному облику.

Все это время взгляд мужчины не колеблется.

И я изучаю его в ответ с той же непоколебимостью.

Он привлекателен, отдам ему должное, таит в себе сильную, экзотическую мужественность, с которой я незнакома.

Я и раньше видела мужчин из Бахари – тех двух, что сейчас тоже сидят за столом, – но такого, как этот, – никогда.

Я еще никогда не видела такой идеально бронзовой кожи.

Этот мужчина явно высокого о себе мнения, судя по тому, как он держит голову, плечи. Как дерзко он меня разглядывает, будто ему совершенно плевать на того, кто сидит рядом со мной, на его давящее, всеобъемлющее присутствие.

Мне в плечо впиваются пальцы, я подпрыгиваю от неожиданности, но затем расслабляюсь, ощутив за спиной волну спокойствия.

Бейз.

Что-то в его прикосновении помогает мне ощутить себя не такой пустой.

Осознаю вдруг, что его дружбу я принимаю как данность. Даже просто его близость ослабляет петлю тревоги на моей шее и пробуждает крошечные семена огня в венах, рассеивая самую капельку пробирающего до костей холода.

Бейз наклоняется, обдает прохладным выдохом ухо:

– Ты в порядке?

Киваю, сдержав порыв положить голову ему на руку, использовать ее как уютную подушку.

– Все хорошо.

Разговоры смолкают, в комнате постепенно становится тихо.

Бейз убирает руку, но остается стоять позади меня и Рордина, как часовой.

– Дадим ему еще час? – интересуется кто-то, и я нахожу взглядом вытянутое лицо рыжеволосого мужчины с Востока. Он тощий, как репейник, и такой же колючий на вид, с острыми глазами-бусинками цвета сосновых иголок. Но в осанке чувствуется власть.

– Нет, – отвечает Рордин. – Он не явится.

– Кто? – спрашиваю я Бейза, пытаясь игнорировать небесно-голубой взгляд, оценивающий меня с противоположной стороны стола.

– Верховный владыка Фриста, – шепчет Бейз мне на ухо, и через четыре места от меня встает Зали.

От ее вида у меня перехватывает дыхание, так ее гибкая красота выделяется на фоне заполненной почти одними мужчинами комнаты.

Зали одета в коричневые кожаные штаны и рубашку, изгибы тела облегает броня – нагрудник из чего-то похожего на бронзовую чешую. Он выглядит непробиваемым и все же подчеркивает женственные формы.