Кровь леса

Он смотрит ей в глаза удивленно и немного обиженно. Словно она сделала что-то очень неправильное, предала его. Глаза у него серые, но это не кажется ей отвратительным, они красивы. Капелька пота бежит по щеке и застревает в щетине.

Нанджи пытается вскочить, но удар швыряет ее на землю.

Когда она приходит в себя, ее шею обвивает жесткое, прижимая к земле. Нанджи дергается, и острая кромка царапает горло, душит, в глазах плывут черные круги. Голова наполняется звоном, вязким и пронзительным.

Нанджи затихает, притворяясь потерявшей сознание, из-под полуопущенных ресниц наблюдает за нелюдем.

Тот не смотрит на нее, стоит, тяжко опираясь о ствол дерева, Нанджи вдруг кажется, что он уже умер.

Метатель огня неподвижно смотрит в пространство между кустами и коряжником.

А вокруг его тела обмотана лоза. Погибла, конечно… сначала выпила из хозяйки яд, потом надорвалась, мгновенно ударив и вспоров броню чужака, а сейчас еще и отравилась его кровью, кровью сильного мага.

Но лоза чуть шевелит необвисшими листьями, она еще жива!.. Надо попытаться…

Нанджи потихоньку тянется, и лоза отзывается ей. Девушка начинает потихоньку возвращать себе контроль над оружием. Лоза чуть шевельнулась, чужак болезненно вздрогнул. Листья ворохнулись в ране, сейчас взрежут ему живот, лоза сожмется и раздавит броню, расплющит внутренности врага… последнее усилие, ну!..

Лоза обмякает снова. Сил ей хватает – но она почему-то не собирается выполнять приказ хозяйки.

Тогда Нанджи кричит Зеленое Слово.

На этот раз созданное очень правильно, и дерево отзывается, вздрагивает, разбуженное древней силой, протягивает руки-ветви. Нелюдь отшатывается удивленно и слегка бьет по зелени ладонью, словно шлепает расшалившегося ребенка, направляя от перегородки детского сада.

Ударила боль, тошнота. Заклинание «скомкалось». Нелюдь смотрит на нее, улыбается серо.

И повторяет Зеленое Слово.

Не совсем верно, даже совсем неверно, однако по зелени, в которой лежит Нанджи, вдруг проходит волна. Трава растет, раздирая почву, прорастая сквозь одежду, пеленает ее тело с ног до головы. Нанджи кричит в ужасе, но крик глушится жгутом травы, закрывшей ей рот. Чем больше она бьется, тем глубже утопает во мху.

Нелюдь говорит – не на языке настоящих людей, и, кажется, не на обычном их квакающем наречии.

И она его понимает.

Слушай внимательно. Не совершай резких бессмысленных движений. Скоро нас попытаются убить. Тебя за Дыхание Дэва, а меня за то, что защищал тебя…

И Нанджи не стала совершать резких бессмысленных движений. Она лежит и смотрит, как букашка ползет по стебельку травы. Пытается понять.

Он защищает.

Сейчас его убьют.

Может быть, другие не заметят ее, утонувшую в зелени? Уйдут, а через какое-то время Зеленое Слово, которое неизвестно как смог обратить на нее этот беглец, развеется, и травы отпустят ее.

И она останется жива…

А он умрет.

Стежки крови на его броне, сиплое, с присвистом, дыхание. Запах крови, пота и копоти. В мыслях его предсмертный покой, терпеливое ожидание последнего боя.

Близкая вспышка опаляет лицо. Срезанные ветки падают с шелестом, кружатся хлопья пепла, пахнет огнем и свежестью, что остается после грозы. Пленник роняет метатель огня и берется за меч.

А потом происходит нечто.

Нелюдь бежит на стреляющего, уворачиваясь от огня, двигается легко и стремительно, как будто и не было невероятного боя, словно и не получал он почти смертельную рану.

Прыжок и бросок. Живой меч, превратившийся в метательное копье, летит в главного нелюдя, и тут же клуб огня бьет… нет, вскользь задевает Пленника.

Падают они одновременно.

Трава отпускает Нанджи, и она долго лежит, всхлипывая в ужасе. Никто не подходит к ней, ничем не тычет в плащ. Чутье говорит, что поблизости нет никакого движения…

Не скоро она осмеливается приподнять голову, оглянуться – никого… Первым ее побуждением было вскочить и бежать, но вместо этого она зачем-то ползет на четвереньках к Пленнику.

Сначала ей кажется, что ее защитник мертв, как мертвы его доспехи, мертва ее лоза. Броня на руках и груди потрескалась, маска пошла волдырями. Пластина, закрывающая глаза, помутнела. Через нижний проем маски девушка видит страшно обожженную кожу.

Но грудь его едва заметно вздымается.

Нанджи подцепляет маску кончиками пальцев и обжигается, отдергивает руку. Все же поднимает и в ужасе шарахается прочь – морда нелюдя покрыта страшной пупырчатой коркой ожогов.

Однако он дышит. Все еще дышит.

Лес Всесущий, почему он еще жив?!

Веки в пузырьках ожогов, в черных комочках сгоревших ресниц, вдруг вздрагивают, открываются, на девушку смотрят страшные белые глаза.

Нанджи отшатывается. Она готова бежать.

Веки смыкаются.

И лишь милосердия последнего

может просить герой… – В ее ушах звучит какая-то древняя песня.

Да, надо избавить от страданий… Нанджи вытаскивает нож, заносит…

И не может.