Единственный раз, когда он разговаривал со мной в таком жестком тоне, это когда он сказал мне бежать, тогда я была наполовину ошеломлена. Тогда он так сильно оттолкнул меня с пути опасности, что сломал мне руку.
Как и тогда, я чувствую, что ситуация развивается в катастрофическом направлении.
Дядя берет меня за плечи и опускает голову, чтобы заглянуть мне в глаза, его взгляд тверд, наполнен суровостью родителя.
— Послушай меня, Саша. Эти люди — стая волков, которые жаждут только разрушения. Если увидишь их, иди в другую сторону. Поняла?
Какое-то время я молча смотрю, и он повторяет, на этот раз громче:
— Поняла?
Я киваю один раз.
— Ты не можешь рассказать мне больше?
— Нет. Это для твоей же безопасности.
— Как это для моей безопасности, если я ничего не знаю о причине, по которой мне пришлось потерять всю свою жизнь? Я потеряла родителей, двоюродных братьев и почти всех, кого знаю. Разве я не заслуживаю знать, почему их постигла такая участь?
— Это была просто неудачная деловая сделка.
— Какой вид бизнеса стоит семье жизни? Мы просто занимались инвестициями и фондовой биржей, дядя? Или было что-то еще, о чем я не знаю?
— Мы законопослушная семья.
— Тогда не расскажешь ли ты мне, как такая законопослушная семья практически умоляла такого мафиози, как Роман Морозов, о помощи за несколько дней до их окончательного конца?
— Брось это, Саша.
— Но...
— Из всех людей, которые знали о Морозове и его теневых методах, я последний остался в живых, и это возможно только потому, что я скрываюсь. Теперь ты понимаешь, почему ты не можешь знать?
Нет. Но я все равно киваю.
— Хорошо. — Он лезет в карман и достает маленькую синюю конфету. — Майк прислал тебе это. Он прятал ее под подушкой целый месяц.
Я беру ее обеими руками.
— Все в порядке?
— Да. Мы держимся, но не волнуйся о нас. Просто позаботься о себе.
После некоторого разговора дядя напоминает мне, чтобы я держалась подальше от всех Морозовых, а затем исчезает в снегу.
Всю обратную дорогу до базы я думаю о его предупреждениях. Я на девяносто девять процентов уверена, что отец Кирилла как-то связан с судьбой моей семьи.
Если я останусь в армии, то никогда не узнаю, какая связь между этим человеком и тем, что со мной стало.
Дядя Альберт сказал, что мы не будем встречаться и разговаривать, если не будет крайней необходимости. Это означает, что, скорее всего, мы не будем поддерживать связь в течение нескольких месяцев.
Когда доберусь до базы, я твердо намерена узнать правду. Ничто не сможет остановить меня в стремлении отомстить. Даже мой дядя.
Несмотря на низкий моральный дух, от которого я страдаю после смерти Нади и Николаса, у меня немного другое настроение, когда мельком вижу, как все собирают свои вещи. Тяжелораненые тоже поедут, поскольку, шок, у Кирилла есть доступ к собственному самолету.
Очень удобно.
Я собираюсь присоединиться к Максиму и Юрию, чтобы помочь раненым солдатам собрать вещи, когда из ниоткуда появляется стена.
Простите, я имею в виду Виктора.
Он стоит передо мной во всей своей стоической красе.
— Где ты был?
— На улице.
— Где?
— На улице.
Он сужает один глаз, но затем указывает за спину.
— Капитан спрашивает о тебе.
— Он... спрашивает?
Не знаю, почему я решила, что Кирилл теперь будет избегать общения со мной наедине.
Судя по хмурому лицу Виктора, он не оценил мой ненужный вопрос.
Я прохожу мимо него и направляюсь в кабинет. Как только я стучу, нервный вздох покидает меня.
— Входите.
Я страюсь не поддаваться влиянию его голоса.
В кабинете он сидит на столе, изучая какие-то бумаги, и видна только его спина. Твердые мышцы проглядывают из-под тонкой черной рубашки и кажутся жесткими.
— Ты хотел меня видеть? — спрашиваю я осторожным тоном.
Он не оборачивается.
— С завтрашнего дня тебя переводят в шестое отделение.
Мое сердце падает, но я сглатываю это чувство и сохраняю спокойствие.
— У меня есть право голоса?
— Скажи мне, какое подразделение ты хотела, и я посмотрю, что можно сделать. Шестой и девятый — самые лучшие. Какой из них ты хочешь?
— Я хочу поехать с вами всеми в Нью-Йорк.
Его руки замирают на бумаге, и он медленно поворачивается ко мне лицом. Его ледяные глаза встречаются с моими впервые с тех пор, как я вошла в комнату, и, несмотря на их холодность, они согревают меня с головы до ног.
Проходит несколько молчаливых секунд, прежде чем он спрашивает.
— Ты хочешь поехать куда?
— В Нью-Йорк. С вами.
— Нет.
— Почему нет? Ты всем дал такой выбор.
— Всем, кто приехал со мной из Нью-Йорка. А ты нет.
— Но я хочу поехать.
— И кем быть?
— Тем, кем будут Максим и остальные.
— Максим и остальные будут моими охранниками.
— Я.… не против.
— Ты женщина, Саша. — его голос понизился. — Мой дом — не место для тебя.
— Это сексизм. Кроме того, если я могу справиться с армией, то могу справиться и с этим.
По-прежнему стоя лицом ко мне, он хватает стол. Его руки крепко держатся за край, а бицепсы выпирают под рубашкой, как будто он останавливает себя от чего-то экстремального.
— Есть одно правило.
— Какое? — мой голос понижается, и я снова дышу с трудом.
— Я буду твоим боссом, и я буду требовать полного повиновения.
— Я понимаю.