На некоторое время в кабинете наступает тишина. Шура замирает, изучая глазами то напряжённое лицо отца, то растерянную позу крепко сжимающего винтовку Якова. Затем медленно натягивает валенки и на цыпочках направляется к двери, оставив лежать на полу мокрые рукавицы. Отец, заметив это, вскакивает со стула:
– Стоять!
Мальчик останавливается, но не решается повернуть голову в сторону отца. Голос в спину становится чуть тише:
– Матери передай, что ночевать сегодня непременно прибуду домой, пусть ждёт. И не забудь, что сейчас, здесь, ты ничего не слышал, гусь лапчатый!
Сын пробкой вылетает из здания штаба, спотыкается и падает лицом в холодный, рыхлый снег. Стоящий рядом красноармеец хохочет над ним и пытается взять под локоть, помогая встать на ноги. Шурка сопротивляется его рукам, обидно обзывает, наконец, вырывается и убегает в сторону дома…
– Думается мне, Яков, что жизнь тебе совсем не дорога и пожелал ты с ней расстаться!
– Но Алексан Петрович, как же так? Разве Вы не понимаете…
– Понимаю. Понимаю даже поболее, чем ты. И спешу сообщить тебе, Яша, что на самом деле положение происходящих ныне событий совсем иное. Мне довелось слушать доклад товарища Свердлова на пятом съезде Советов в восемнадцатом году. Так вот, в том докладе открыто говорилось, что в условиях углубляющегося кризиса большевистской власти необходимо прибегнуть к массовому террору, который необходимо проводить против контрреволюции и врагов советской власти. Съезд официально одобрил позицию товарища Свердлова. Так же, Яша, полезным для твоей политической грамотности я считаю чтение доктрин самого товарища Ленина, в которых он указывает своё отношение к террору и революционному насилию. Взять ту же – «Очередные задачи советской власти». Что там? Диктатура пролетариата есть железная власть, революционно смелая и быстрая, беспощадная в подавлении эксплуататоров. Но нынешняя наша власть – непомерно мягкая, сплошь и рядом больше похожа на кисель, чем на железо. Никакой пощады не может быть врагам народа, врагам социализма. С этими врагами надо расправляться. Надо действовать! Обысками, расстрелам и, массовым террором. Карающий революционный кулак не может соответствовать никаким юридическим нормам, Яша. Ещё в семнадцатом году товарищ Троцкий заявил о начале массового террора по отношению к врагам революции, по примеру великих французских революционеров. Советом народных комиссаров был издан декрет с названием «Социалистическое отечество в опасности!», в котором очень чётко прописано, что неприятельские агенты, спекулянты, контрреволюционные агитаторы расстреливаются на месте, без предварительных обсуждений вопроса. Взять опять же заявление товарища Зиновьева: предоставить право самостоятельно расстреливать, брать в заложники, принимать меры, чтобы трупы не попадали в нежелательные руки… Ты, Яша, молод совсем, в революционной борьбе человек новый, поди неделя, как из своей деревни прибыл на службу. В нашем деле, Яша, церемониться с классовым врагом не принято. Привыкай к тому, что видишь. И сердцем, и головой привыкай. Не поймёшь наш разговор, полезешь на рожон – сам во вражеский лагерь загремишь. А потом – сам подумай, что может с тобой произойти…
Меерхольц быстрыми движениями рук мелко рвёт исписанную адъютантом бумагу, укладывает в серую железную кружку и поджигает. Яков, не отрывая глаз, смотрит на алые языки пламени, чёрный дым от них, тянущийся к настольной лампе с зелёным абажуром, и тихо произносит:
– Не верю я Вам, совсем не верю. Не то Вы говорите. Может и прав товарищ Краснолобов, когда называет Вас немецким шпионом…