— У тебя глаза отца, — сказала она. — Голубые, словно океан; почти как жемчужные волны в пруду… — Моя мать одернула себя, и посмотрела в окно. Она сделала это столь резко, словно увидела призрака. Она просто не хотела упоминать Жемчужный Пруд. — Мне, правда, жаль, Кармилла, — произнесла она. — Это для твоего же блага.
— Не надо говорить мне, что это для моего же блага, — сказала я. — Расскажи мне о моей красоте.
— О, Боже, — всхлипнула она, на глаза навернулись слезы. — Ты и понятия не имеешь, как ты прекрасна. Если бы не это проклятие…
— Скажи мне, что я самая прекрасная во всей Штирии, — сказала я. Я ощутила как во мне что-то всколыхнулось. Злость. Желание стать самой красивой цепкими лапками поползло по позвоночнику. Оно затуманило мой разум. Семнадцать лет я терпела проклятие, подавляя свои эмоции, и обманывая саму себя. Гнев внезапно выбрался наружу и я покраснела.
Мама хотела меня обнять, но остановилась. То, как я произнесла последнее предложение заставило ее разволноваться.
— Скажи мне, Мама, что я красивей их всех. — Я кивнула на девушек играющих в саду замка, тех самых, которые любовались своими отражениями, те самые, кто расчесывал волосы в отражении пруда, те, кто щипал себя за щечки, чтоб те стали румяными. Те самые девушки, одной из которых я никогда не стану. — Скажи мне, мама, — потребовала я.
Если задуматься, то это был самый первый признак тьмы моей души, которая проявилась годы спустя. Не думаю, что вы способны понять, какого это.
— Милее всех, — ответила моя мама, делая все возможное, чтобы скрыть свои тревоги.
— Милее всех? — спросила я.
— Ты милее всех на свете, Кармилла, — произнесла она, ее улыбка вышла сухой и увядшей, словно осенние листья.
— Милее всех на свете? — повторила я. — Что значит «милее всех на свете»? Я хочу стать самой красивой. — Я показала на девушек у пруда. Все эти девушки в мгновение ока стали моими недругами, те, кто мог делать то, что было мне не дозволено; то что положено всем семнадцатилетним. Правда была в том, что я не хотела быть самой красивой. Я просто хотела быть нормальной. — Я не хочу быть милой!
— Кармилла. — Моя мама снова всхлипнула, слезы блеснули в ее глазах. Взгляд Теодоры Голдштейн был наполнен сочувствием, и это не утолило моей жажды стать наикрасивейшей девушкой.
— Скажи, что я красивее их всех, мама. — Я больше не владела собой. Во мне восстал зверь гнева и несправедливости. Я была сама тьма. Я была всем тем, чем не являлась никогда: гневом, завистью и болью. — Говори мне это каждый день. Мне плевать, если ты лжешь. Мне плевать, если я уродина. Если я плачу свою цену, чтобы Штирия жила в счастье и процветании, это меньшее, что ты можешь сделать.
Я очнулась уже в ее руках, вся в слезах. Я почувствовала себя лучше. Слабость и дрожь, что я ощутила в руках моей матери, успокоила зверя и прогнала его. Зверь внутри меня пылал от боли. Боли, которую я не могла объяснить самой себе. Опять же, я не совсем понимала что со мной.
Как только я задремала в ее объятиях, у меня возникло ощущение снова оказаться в ее чреве и спрятаться там от всех житейских забот этого мира, несколько яблок на яблоне у окна попали в поле моего зрения. Я возненавидела яблоки еще больше. Чтобы эти глупые фрукты росли, а Штирия процветала, мне пришлось заплатить немалую цену. И глядя на них, я видела лишь цвет крови, которую вампиры высасывали из Карнштейнов.
Я до сих пор уважаю мою мать за то, что она не поддалась на мои уговоры и желание называться «самой красивой». Каким-то образом, фраза «милее всех на свете» звучала лучше, и я полюбила ее.
Я начала присматриваться к девушкам, замечая их красоту… или уродства, и понимая, как много это значит для них. Если быть честной, некоторым из них я завидовала. Но мне также было жаль тех девушек, которые из-за внешнего вида не имели ни шанса, ни возможности устроить свою личную жизнь. Я думала, это нечестно, что юноши предпочитали красоту, не узнав девушку поближе.
Для девушки, которая никогда не увидит свое отражение, я чувствовала благословение, когда поняла, что могу представлять себя самой красивой и никогда не столкнусь с противоречивыми фактами. Опять же, неведение убивало меня изо дня в день. Ни один парень в нашем королевстве не смел поднять на меня взор. Они все боялись моего отца, который не смотря на свою доброту и нежность ко мне, был жестоким воином и графом за пределами замка. Его гиперопека отпугивала от меня всех кавалеров.
Однажды я сидела под ивой и плакала, думая, как же я встречу своего рыцаря в сверкающих доспехах… хотя я бы предпочла, чтоб его доспехи не сияли, а то я, не дай бог, увижу свое отражение и проклятие снова вернется. Еще одним недостатком было то, что я так и не научилась плавать. Я начала бояться воды по многим причинам. Все обстоятельства вынуждали меня сдаться. Я никогда не увижу своего отражения. Никогда.
Пока…
Глава 13
Дневник Королевы