Кровь на колёсах

— Вот что, Абрамов, — серьезно сказал Смолин. — Отдел кадров КГБ решил рассмотреть вашу кандидатуру для работы в нашем аппарате. Несмотря на ваши неоднозначные взаимоотношения с органами милиции, ну вы сами знаете какие — длинные волосы, джинсы и так далее, мы считаем, что ваша кандидатура вполне может удовлетворить наших коллег из Таджикистана. У вас ведь там ни родных, ни знакомых? Это очень хорошо. Пройдете медкомиссию, и если у вас не выявят нарушений, начнем оформлять документы о приеме на работу.

— Постойте, постойте, Виталий Павлович! А вы не хотите спросить, желаю ли я работать в вашей структуре? Почему вы за меня уже все решили? У меня мать, старая больная женщина, и я бы не хотел ее бросать на произвол судьбы!

— Ты, Абрамов, комсомолец! А девиз комсомола — «Если Родина скажет надо, комсомол ответит «есть!».

— Поймите меня правильно, у меня мама одна. Она очень больна. Я не могу ее оставить!

— А долг перед Родиной у тебя есть? — навис надо мной Смолин. — У тебя есть две сестры, которые присмотрят за матерью! Не нужно ею прикрываться.

— А как же долг перед родителями? Он что, менее важен, чем перед Родиной? — отчаянно выкручивался я. — И почему я должен служить в Душанбе, а не в Казани? Оставьте меня здесь, и у меня не будет никаких сомнений. Разве это невозможно?

— Короче, Абрамов, — начал сворачивать разговор Смолин, — вот тебе направление на обследование. Пройдешь и сразу ко мне. Не вздумай хитрить, а то привлечем за дезертирство. Что так смотришь? Да, представь себе, за дезертирство!

Я вышел из кабинета и, миновав стоящего на посту прапорщика, направился на улицу. Теперь понятно, почему мои друзья поменяли джинсы на костюмы. Их так же, как и меня, вызывали.

В этот день на учебу мне не хотелось, и я сразу же вернулся домой, чтобы хоть как-то успокоить мать.

Моя мама была человеком старой закалки и хорошо помнила предвоенные годы, когда людей не только арестовывали по ночам, но вот так же, как и меня, приглашали в органы НКВД, откуда те уже не возвращались никогда.

Я рассказал ей о предложении КГБ и моем нежелании ехать так далеко от дома.

Но, к своему удивлению, в течение нескольких дней успешно прошел медицинскую комиссию, получил на руки заключение и приехал в КГБ.

— Молодец, Абрамов, — довольно усмехнулся Смолин. — Ты единственный из сокурсников прошел медкомиссию. Надо же, один! Из всего вашего потока.

— Виталий Павлович! Я опять хотел бы заострить вопрос о месте службы. Я не хочу никуда ехать. У меня здесь мать, в конце концов, квартира!

— Что значит мать, квартира? А интересы Родины тебе, выходит, по боку? Если каждый из нас будет выбирать место, где служить, что тогда будет? Будет анархия, бардак, а не государство! Извини, но эти вопросы решаю не я, а большое начальство.

Я ушел полностью опустошенный услышанным. Направился через Ленинский садик к остановке трамвая. Впервые чувствуя себя абсолютно беззащитным перед государственной машиной.

Прошло несколько дней. Как-то на выходе из института меня остановил незнакомый человек.

— Абрамов, срочно нужно поговорить, — сказал он.

Я взглянул на него с нескрываемым удивлением. Это был сравнительно молодой человек, на его лице сверкали очки в золотой оправе.

— Извините, я вас не знаю, — ответил я и, отстранив его руку, направился дальше.

— Я из КГБ, — мы шли по улице Карла Маркса. — Моя фамилия Герасимов, я буду вашим куратором.

Для убедительности он достал удостоверение и показал мне. Я остановился, ознакомился с документом, вернул его хозяину, и мы медленно пошли к площади Свободы.

— Абрамов! У тебя много знакомых, в том числе и лиц еврейской национальности. Так вот, первое твое задание. Необходимо войти с ними в доверительные отношения. Нам интересно, чем они дышат, что планируют. Кто из них ведет подрывную работу против нас, я имею в виду против государства.

— Простите, товарищ Герасимов, скажите конкретно, кто из моих друзей вас интересует? У меня очень большой круг знакомых евреев, не могу же я со всеми ними разговаривать на подобные темы.

— Меня интересуют все евреи, независимо от того где работают или учатся. Я должен знать о них все. Запомни, по окончании твоей стажировки я буду писать тебе характеристику, и оттого, что я напишу, будет зависеть, возьмут тебя в КГБ или нет.

Мы еще с пять минут поговорили ни о чем, и он сел в поджидавший его автомобиль.

* * *

Прошло еще несколько дней, когда я вновь увидел Герасимова. Он стоял недалеко от института и ждал, по всей вероятности, меня. При виде него у меня екнуло сердце и смутное беспокойство охватило душу.

Он тоже увидел меня и приветственно помахал рукой. Мне ничего не оставалось, как подойти к нему.

— Ну, что скажешь, Абрамов? С кем встречался, что узнал? — он улыбался мне, как ближайшему другу.

— Скажите, вы кто по званию? — спросил я.

— Майор, — скромно ответил он. — Пока только майор.