Конечно, с одной стороны, «КамАЗ» помог ему выбраться из долговой ямы, обеспечить семью. Но это не шло ни в какое сравнение с повторным заключением!
«Ну, сука Шиллер! Специально не сказал, что машина с кражи. Опять хотел повязать меня преступлением! Постой-ка, значит, те машины, что мы гоняли из Челнов с Морозовым, тоже краденые! Ну, ты, брат, попал! — воскликнул про себя Уразбаев. — Влип конкретно!»
Где-то в глубине души возникла боль за своих детей и жену. Эта боль все росла и росла. Защемило сердце, и он опустился на пустую шконку.
«Что же делать? — думал он. — Молчать и покрывать Шиллера, или рассказать этому Абрамову, все, что знаю? Надо думать и думать. Если Абрамов предоставит какие-то гарантии, нужно за них цепляться. Если молчать, Абрамов сотрет в порошок. Как он правильно сказал, «где колхоз, там разруха». Он прав. Я не скажу — скажут другие. А мне как бывшему зэку дадут больше всех, это точно. Дадут даже за то, чего и не делал».
Уразбаев поднялся и вновь стал ходить.
«Что делать? Как выкручиваться? Правильно говорила жена, связываться с Шиллером — большая ошибка. Она, как чувствовала, хотела остановить. Но я тоже хотел как лучше! А если молчать? Тогда буду чист перед мужиками и перед Шиллером. Тогда что будет с семьей? Выбирай, кто дороже!»
Он всю ночь провел на ногах. Чем больше думал, тем больше возникало сомнений.
Устав от безысходности собственных мыслей, он прилег.
«Да, времени теперь сколько хочешь! Думай сколько влезет, все двадцать четыре часа! Ладно, посмотрим, что предложит Абрамов».
Было около девяти часов вечера, когда я, надев пальто, вышел на улицу. Ветер, который с утра буйствовал на улицах города, немного стих. Крупные хлопья снега, словно пухом, покрывали все вокруг. Ночные огни и белоснежные деревья делали город сказочным, и от этого зрелища на душе у меня стало хорошо и спокойно.
От здания милиции до гостиницы было минут двадцать ходьбы, и я, отпустив служебную машину, направился туда пешком. Шел по малолюдным улицам и наслаждался погодой. Мне с детства нравился вечерний снегопад. Будучи еще совсем ребенком, я почему-то думал, что за этой снежной пеленой, покрывающей крыши домов и деревьев, скрывается что-то живое — необычное и таинственное. Вот и сейчас, как в детстве, я с затаенной надеждой вглядывался в снежную пелену, будто рассчитывая увидеть кого-то.
«Увы, Виктор Николаевич, детство не вернешь, — вернул я себя к реальности. — Тогда, в детстве нам всем почему-то хотелось побыстрее вырасти, стать самостоятельными. Мы гнали секунды, минуты, часы, года, считали дни, не понимая того, что время быстротечно и безвозвратно. И только глубоко повзрослев, начинаешь с сожалением вспоминать эти прекрасные беззаботные детские годы, которые уже никогда не вернуть».
За этими размышлениями я подошел к перекрестку. Дождавшись у края дороги зеленого сигнала светофора, я стал осторожно переходить улицу. Не знаю, как это объяснить, но внутреннее чувство, словно кто-то сзади, толкнуло меня вперед. И в эту секунду мимо меня на огромной скорости промчалась легковая машина, ударив меня боковым зеркалом. Это произошло так неожиданно, что я не успел даже испугаться. Машинально взглянул на светофор — мне горел зеленый. В какой-то миг показалось, что ничего серьезного не произошло, но боль в правом боку свидетельствовала об обратном.
Ко мне подошла старушка и своей костлявой рукой погрозила вслед исчезнувшей в снежной мгле машине.
— Гоняют, как сумасшедшие, совсем о людях не думают! — хрипло крикнула она и, повернувшись ко мне, тихо спросила: — Ну как ты, сынок? Сильно тебя ударило? Я думала, тебе каюк, прости Господи. Хотела запомнить номер, а гляжу — номера-то и нет. Куда только смотрят гаишники! Этот лихач целый день так ездит, наверное.
— Не беспокойтесь, мамаша. Все хорошо. А вы случайно не обратили внимание, какого цвета была машина? Я вот так растерялся, что и не увидел ничего.
— Нет, сынок! Видела, что темная, а вот цвет не разобрала, — ответила пожилая женщина и пошла по улице.
«Вот тебе и чудо в снежной пелене», — усмехнулся я.
Обернувшись, я увидел, что боковое зеркало от удара сломалось и отлетело к обочине. Судя по всему, зеркало было от «Волги».
Оказавшись в номере, я первым делом разделся и подошел к зеркалу, чтобы посмотреть на свой правой бок.
Чуть ниже подмышки и до самого паха разливался синяк густого темно-фиолетового цвета. «Хорошо, что не по печени, — нашел я повод для оптимизма. — Зеркало на такой скорости могло порвать всю печень».
Я надел майку и стал собираться в ресторан, так как кроме чая с утра ничего не ел.
Выходя из номера, столкнулся с Кунаевым, с бутылкой коньяка и коробкой конфет направлявшимся в номер Лазарева.
— Виктор Николаевич! Не хотите присоединиться к нашей компании? — весело спросил он и, получив отрицательный ответ, проследовал дальше.
«Тоже, нашел себе друга, — слегка разозлился я. — Вот есть у тебя Лазарев, вот и пей с ним».
Я кое-как спустился в ресторан и заказал ужин.