Кровь на колёсах

Минут через сорок, когда я из ресторана возвращался в номер, вновь появился Кунаев — он шел по коридору в обнимку с Лазаревым.

— А, Абрамов, — панибратски буркнул пьяный Лазарев. — Почему не докладываешь о результатах работы? Ты, надеюсь, не забыл, у кого в подчинении?

Я проследовал мимо них, делая вид, что не слышал.

* * *

В семь тридцать утра я был в отделе. Ночь прошла без сна. Сильная боль в боку не дала заснуть ни на минуту. И сейчас даже при попытке взять ручку она шилом пронзала мое нутро. У меня темнело в глазах, и я не мог молча сносить это.

«Надо сходить в больницу. Пусть сделают рентген, может, что-то пропишут?»

В дверь без стука вошел молодой оперативник:

— Виктор Николаевич! Уразбаев рвется к вам, хочет о чем-то поговорить.

— Хорошо, давай, поднимай его, если хочет, поговорим. В этом им нельзя отказывать.

Пока оперативник ходил за Уразбаевым, я постарался принять наиболее удобную позу в кресле, чтобы поменьше кололо.

Ввели Уразбаева и, он, окинув взглядом кабинет, присел на краешек стула.

— Ты что, Расих! Здесь я еще хозяин кабинета, — не без труда произнес я. — Тебе пока никто не разрешал садиться!

Испугавшись, тот резко встал. В его глазах опять сверкнул какой-то непонятный огонек.

— Можно присесть? — он получил мое согласие и присел.

Ночь в камере сильно отразилась на его внешности. Мне даже показалось, что он потерял в весе. Под его глазами появились темные круги — то ли плохо спал, то ли вообще не ложился.

— Вы знаете, — устало начал он, — я не спал всю ночь, все думал и думал. Не потому, что я так сильно испугался срока. Я уже сидел, и тюрьмы не боюсь. Всю ночь думал о жене, о своих детях. Вот здесь вы правы — они, кроме меня, никому больше не нужны. У нас нет родственников, мы с женой росли в детском доме. И я лучше всех знаю, что такое сиротство, когда ребенок никому не нужен. Я дам показания, если это сократит мне срок. Только говорить буду лично с вами, а не с нашими. Вы даете гарантию, что я получу минимальный срок?

Я поднял голову от бумаг и внимательно посмотрел на Уразбаева.

— Пойми меня правильно, Расих. Я не судья и не могу давать никаких гарантий. Могу дать тебе слово офицера, что сделаю все от меня зависящее, чтобы ты получил по минимуму. Это единственное, что могу обещать.

Он сидел на стуле и молчал.

Во мне, как всегда в таких случаях, стали бороться два совершенно разных чувства. Сейчас мне было жаль этого человека, и я был готов пообещать ему все, что угодно, лишь бы облегчить его душевное состояние. Вторым, не менее сильным чувством, было чувство удовлетворенности, которое как правило испытывает каждый оперативник, поборов сопротивление преступника.

Пересилив и подавив в себе второе чувство, я обратился к своему рассудку, который мне как бы подсказывал: этот человек готов помочь тебе, не отказывайся. Помощь за помощь. Тебе ведь совсем не сложно будет написать письмо в суд и попросить о снисхождении. Что тебе стоит? Абсолютно ничего! А для него — это вопрос жизни и свободы!

Наконец Уразбаев разорвал повисшую в кабинете паузу.

— Согласен! — произнес он.

Я протянул ему лист бумаги и шариковую ручку:

— Пиши, Расих, может, это сейчас лучший выход для тебя… Я, такой-то, такой-то, — начал я диктовать ему, — находясь в здравом уме и не испытывая на себе никакого психологического воздействия, обязуюсь добровольно сообщать органам милиции обо всех известных мне фактах совершенных преступлений, своевременно информировать о готовящихся преступлениях. Все свои сообщения о преступлениях буду подписывать псевдонимом «Верный». А теперь поставь дату и распишись вот здесь.

Уразбаев, взглянув на лист, передал его мне.

Я сложил лист пополам, положил в свою папку и убрал в сейф.

— Теперь слушай меня, Расих! Сейчас я тебе дам бумагу, и ты своими словами напишешь мне явку с повинной. Ты ее должен писать на имя прокурора Республики Татарстан. Когда напишешь, в конце никаких дат не ставь. Это очень важно для тебя! Постараюсь освободить тебя сегодня. Для этого, как ты понимаешь, мне необходимо согласовать свои действия с моим руководством в Татарстане. Без этого я решения принять не могу. Если все нормально сложится, вечером будешь дома. А сейчас давай, пиши!

Расих пододвинул свой стол ближе к столу и, взяв ручку, приступил к написанию явки.

* * *

Это была третья поездка Курта Шиллера в Набережные Челны. Ранее пригнанные ими десять «КамАЗов» разошлись среди покупателей за три дня.

«Надо завязывать с этим делом, — думал Курт, — или, по крайней мере, переложить перегон на кого-нибудь из своих. Самому ездить в Челны уже опасно».

Они возвращались из Челнов, машины шли плотной колонной одна за другой. Курт выглянул из окна кабины и подумал о превратностях жизни. Вот еще совсем недавно он, как загнанный волк, с опаской и страхом вел свой первый похищенный братьями Дубограевыми «КамАЗ», а теперь уже без всякого страха гонит целую колонну!

Кто бы мог подумать, что он, который всегда уважал закон, займется подобным бизнесом. Но бизнес есть бизнес, и деньги не пахнут.

Впереди показались знакомые строения гостиницы «Уральские самоцветы».