Кровь на мантии. Документальный роман

Великий князь Сергей Александрович помог Ники и Аликс выбраться из кареты и проводил их до царского павильона, где уже собрались почетные гости. Взобравшись на трибуну, Ники помахал в толпу рукой.

– Здравствуйте, братцы! Спасибо, что пришли! Празднуйте, веселитесь, ешьте, пейте! Я, ваш государь, приветствую и угощаю вас на этом поистине всенародном празднике!..

Он замолчал, не зная, что сказать дальше. Посмотрел на Аликс, словно ища у нее подсказки. И вдруг продолжил – ни к селу ни к городу:

– А вот и супруга моя. Теперь и она стала императрицей российской, вашей… матушкой. Так что вы уж слушайтесь и почитайте ее, как меня самого… Вот… – говорить он был не мастак и потому снова замялся, обдумывая, чем бы поскорее завершить свою нескладную речь. – И чтоб безо всяких этих… Чтоб все было как положено… Выпейте чарку-другую за меня, за нас, за всю нашу великую Россию!..

На этом его обращение к народу закончилось. И ни слова скорби или сочувствия, словно и не было этой страшной ночи. Он вытер белоснежным платком вспотевший от напряжения лоб и быстро ретировался.

Великий князь Сергей Александрович взмахнул рукой, и по его сигналу снова грянул оркестр.

«Славься!..» – подхватил многоголосьем хор Большого театра.

И завертелись в стремительном вихре карусели, завизжали бабы и девки, взлетая на качелях, казалось, под самое синее небо, ловкие, мускулистые парни, скинув рубахи, сапоги и лапти, наперегонки полезли на скользкие, отполированные до блеска столбы, на вершинах которых болтались заветные царские призы – самовары, гармоники, полушубки и прочие не менее полезные в хозяйстве вещицы.

Водка, вино, хмельное пиво полились рекой. Закипела, забурлила, весело загомонила толпа. Эх, распахнись душа! Сам царь-батюшка пожаловал на народный праздник! А те, кому не повезло, которые не дожили и теперь… там… стынут в моргах, на погостах, умирают дома или на больничных койках, они простят. Их отпоют, отмолят в московских храмах и сельских церквях, отплачут, отпричитают жены, матери и дети. Им теперь хорошо, много лучше, чем этим, беснующимся на площади, ведь теперь они уже в горней Божьей обители, и праздник для них не закончится нынешним днем, и дары Господа намного щедрее царских.

А царский павильон опустел. Недосуг знати задерживаться на одном месте. У них и нынче забот полон рот. Высокопоставленные гулянки по случаю коронации продолжились вечером в Кремлевском дворце. А ближе к ночи всем гуртом отправились на прием к французскому послу графу Монтебелло.

«Посол по жене был весьма богатый человек, как по этой причине, так и по своим личным качествам, а в особенности по качествам своей жены, он был очень любим в высшем обществе. Бал должен был быть весьма роскошным; конечно, на балу должен был присутствовать государь император с императрицею… Многие советовали государю просить посла отменить этот бал или во всяком случае не приезжать на этот бал, но государь был с этим мнением не согласен, по его мнению, эта катастрофа есть, конечно, несчастье, но несчастье, которое не должно омрачать праздник коронации; ходынскую катастрофу нужно в этом смысле игнорировать».

Бал был и правда великолепен.

Вот что значит Европа! Вот какова Франция! А уж эти французы – такие душки!.. – долго судачили потом те, кому посчастливилось побывать на этой аристократической гулянке.

Бал открылся контрдансом. Ники лихо отплясывал с посольской супругой – графиней Монтебелло. Ему не уступала Аликс, которую очаровывал галантный, пахнущий парижским парфюмом сам французский посол.

– Ах, шармант, шармант!..

– О, мон шер, мон шер…

Ники остался доволен тем, как прошел этот день. Ночная трагедия не смогла его омрачить и не испортила настроения. По обыкновению, заполняя к ночи свой дневник, он записал:

«До сих пор все шло, слава Богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех. Толпа, ночевавшая на Ходынском поле, в ожидании начала раздачи обеда и кружки наперла на постройки, и тут произошла страшная давка… Отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12 1/2 завтракали, и затем Аликс и я отправились на Ходынку на присутствование при этом печальном “народном празднике”. Собственно, там ничего не было; смотрели из павильона на громадную толпу, окружавшую эстраду, на которой музыка все время играла гимн и “Славься”. Переехали к Петровскому, где у ворот приняли несколько депутаций и затем вошли во двор. Здесь был накрыт обед под четырьмя палатками для всех волостных старшин. Пришлось сказать им речь, а потом и собравшимся предводителям дворянства. Обойдя столы, уехали в Кремль. Обедали у Мама в 8 ч. Поехали на бал к Монтебелло. Было очень красиво устроено, но жара стояла невыносимая. После ужина уехали в 2 ч.»