Кровь на мечах. Нас рассудят боги

– Предатель не может быть надежным. Тот, кто предал единожды, может с легкостью предать еще раз, – сказал Добродей и смолк, но ненадолго: – И все-таки, зачем тебе это?

– Я семнадцать лет под рукой Олега хожу. Многое видывал, про все и не расскажешь. Знаю только, не место мурманскому правителю на землях славян. Беда будет, если останется. Рюрик хоть как-то его держал, но Рюрик уже три года топчет травы вырия, а Олег… Он даже не варяг. Чужой. Думаешь, кто Полата сперва в Белоозеро сослал, а потом и вовсе устранил?

– Убил? – изумился Добродей.

– Хуже. Но так и стал править. И боги его чужие, и обычай у него не тот.

– Ясно. А те, которых ты в Киеве оставил? Не передумают? Откроют?

– Нет. У этих особый счет к мурманам да свеям, кровный.

– Хорошо придумал, пахарь… Только мне все равно не верится…

– Зря.

Роська приотстал, и теперь Добродей спиной чувствовал полный ненависти взгляд. Как бы там ни было, он-то Олегу на оружии да на огне не клялся. Это Живач-заика и остальные – предатели, и Горян – некогда первый и единственный друг, да и Златан. Хотя кто он сам такой, чтобы их судить? И не Спаситель ли прощал – и трусость, и глупость?

Олег – вещий, он и не таким может глаза запорошить. Добродей вспоминал его речь, когда князь прибыл к свежей могиле Диры. Должно быть, Хорнимир известил, где застать всем скопом прежних людей Осколода.

– Теперь, когда вы свободны и от слова усопшей, скажу так. Жизнь ваша молодая на сем не кончается. Дел предстоит немало. Кто за собой грех чует – кровью искупит, когда ворог придет. А этот час настанет. Я предлагаю вам и семьям вашим защиту и покровительство. Вступайте в дружину мою. Послужите земле, народу, богам да богиням!

– К-клянемся мечами э-этими служить к-князю Олегу! – воскликнул Живач, вздевая клинок к небу.

– Клянемся, богами нашими, Перуном и Дажьбогом! Землею-матерью клянемся! – грянули остальные.

Впрочем, не все…

Горько ухмыляясь собственным мыслям, Добродей направлял лошадь знакомой тропой, незримой для чужого взгляда. В разговоре с Роськой он душой не кривил, но в собственных словах сомневался не меньше новгородца-отступника. Только в одно верил свято: от рая лучше держаться подальше, как можно дальше.

В этот самый рай, желаннее которого для христианина нет, отправилась прекрасная княгиня Дира. Туда же ушел Осколод, в этом Добродей не сомневался. Так и ходят среди яблонек рука об руку – Ирина с Николаем. И что же остается ему, верному слуге князя? Отправиться следом и целую вечность улыбаться, глядя на счастье супругов? Нет… такого никто не выдержит. И пусть в раю ему может встретиться другая женщина, благочестивая и праведная, только Дирой ей все равно не стать.

Но и в ад, если честно, не очень хочется. Мысли о вечных мучениях вызывают холодок по коже, а душу заставляют съеживаться до размера горошины, дрожать. Только пугаться без пользы – третьего пути все равно нет.

…Они сговорились еще в Киеве.

Розмич сам явился к Добродею и, приставив лезвие ножа к горлу, выложил весь замысел как на духу. Старший дружинник не сразу поверил своим ушам, но когда понял – согласился. Месть Олегу – единственное, что держит на этом свете. За причиненное зло Новгородец должен умыться кровавыми слезами. Это по чести!

А то, что хазары пожгут и разгромят весь Киев, – дело десятое. Киевляне тоже хороши и милости божьей не заслуживают.

Добродей с болью в сердце вспоминал, с какой радостью поляне приняли Олега, как ликовали, прогоняя служителей истинной веры, как срывали нательные крестики и мчались снова на капища. Нет, за такое любой бог накажет, сколь бы милостив ни был.

Еще Добродей отлично помнил слова духовника: пути Господни неисповедимы. Стало быть, вот он – неисповедимый путь! А хазары, сами того не понимая, станут разящим мечом Господа, как и Роська со своими головорезами.

Новгородцы и впрямь похожи на разбойников. И не важно, что в полянское облачились, – суть человеческую никакая одежда не изменит, никакой узор на платье не исправит кривую душу.

Переодевались тоже с умыслом. Решили, что хазары новгородцам не поверят, а вот киевлянам – запросто. Новгородцам нет резона выдавать Олега, а за киевлянами законное право на месть. Настоящих киевских дружинников Розмич тоже для достоверности взял: вдруг в Хазарии доведется со знакомыми встретиться, ну теми, кого новый князь приказал выдворить. Те ростовщики много лет в городе жили, семьями обзавелись, многих дружинников князя Осколода в лицо знают.

Добря тогда спорил: мол, если беглые хазары доберутся до своих, то сами расскажут, как обстоят дела в Киеве. И все хазарское войско ринется на полянские земли, потому как защитников у этих земель сейчас раз, два и обчелся. Но Розмич заметил с важностью: у страха глаза велики; наверняка решили, дескать, с Олегом пришло куда больше воинов, чем есть на самом деле. Так что за положенной данью в этот год хазары могут просто не явиться.