Троих насильников жертвы вообще ни разу не видели в лицо, — они садились на заднее сиденье легковой машины или в кузов грузовой, после остановки машины набрасывались на жертву сзади, после чего девушки уже ничего не помнили. Но и внешность водителя и первого «друга» девушки описать не могли. Или боялись.
Отличие от трагедии с Дормидонтовой и Багучевой было прежде всего в том, что эти двое были убиты.
По свидетельству Конюховой, стопроцентно гарантировать, что жертвы были изнасилованы и убиты там, где их обнаружили, она не могла. Модно было предположить и то, и другое. Более того, Людмила Викторовна высказала совсем уж странную мысль: могла быть инсценировка. Причем инсценировать могли как убийство на месте обнаружения трупов, так и, якобы, убийство в другом месте с последующей перевозкой жертв на заброшенные стройки.
Так что Петруничев поручил лейтенанту Потапову довести эту «шоссейную» версию до конца.
Сложностей с проверкой этой версии было предостаточно. Часть указана выше. Была и такая: жертвы не могли указать место, где было совершено насилие. От свидетелей, людей к которым девушки обращались за помощью на шоссе, тоже сведений почти нет. С таким трудом Потапов отыскал четверых, но ни один не смог указать место, где взял в кабину грузовика или в легковушку окровавленную и истерзанную жертву, чтобы подвезти до города…
И тогда Потапов решился, а Петруничев, скрепя сердце, дал добро на проведение опасного эксперимента.
Потапов долго не мог решиться на этот разговор.
Но Маша Рытвина согласилась сразу, хотя видно было, — страх был такой, что даже руки слегка задрожали. А ведь о встрече с бандитами и убийцами был лишь разговор, сама встреча была впереди.
Словом, Маша согласилась. И за подругу хотелось отомстить, — она поверила в версию лейтенанта Потапова, что ее подругу Багучеву изнасиловали и убили "шоссейные бандиты", а затем бросили, чтоб замести следы, тело на замороженную стройку в центре Рудного.
На последнем «установочном» инструктаже присутствовали коллеги Потапова — Гвоздев, Глущенко и водитель Павел Слободянин.
…Вечер выдался теплый, так что Машенька была одета в легкое платье, подчеркивающее ее стройную фигурку.
Она стояла на слиянии городского шоссе имени I мая с трассой "Смоленск — Москва". До родной деревни ей оставалось езды всего полчаса. Даже если бы преступники знали Машу и знали, из какой она деревни, ее появление в этом месте не могло бы их удивить.
Около девяти вечера возле нее остановился грязно — белого цвета «пежо». Водитель был один. На глаза глубоко надвинута черная бейсбольная кепка, на глазах, несмотря на позднее время, дымчато — зеленые очки. Искоса бросив на него взгляд, когда он приветливо распахнул дверцы машины приглашая пассажирку занять место рядом с водителем, она заметила на верхней губе водителя черные усики.
В таких случаях сразу завязывается разговор, возникает знакомство, идет обмен сведениями — имя, отчество, откуда да куда…
Этот водитель был молчалив. Ну, что ж, бывают и такие. Пока ничего кроме кепки надвинутой на лоб и темных очков, не было.
Через несколько сот метров на дороге появился еще один голосующий.
— Вам только до Антоново, а этому дальше, возьмем? Скучно одному вечером на трассе.
Дальше ехали молча. Парни делали вид, что не знакомы друг с другом.
Перед постом ГАИ водитель притормозил:
— Боюсь нарваться, у меня передние фары не в порядке. Знаете этих гаишников, тут бутылкой не обойдешься.
— И то верно, — поддержал «гость» — попутчик с заднего сиденья, Зачем нарываться на лишние неприятности? Объедем ментов стороной, лишняя пара километров — пустяки.
Маша молчала. Хотя Виктор и предупредил ее, что все предусмотрел, в том числе и то, что свернут на лежневку они не доезжая поста ГАИ, и, стало быть, здесь где — то притаился этот симпатичный высокий лейтенант и его товарищи, но все равно страшно было до жути.
В ста метрах от шоссе на лежневке была большая поляна, привычно используемая для пикников, здесь стояли врытый в землю деревянный стол и' такие же скамейки.
— Ну, вот, девонька, и приехали, — сказал спокойно водитель. А сидевший сзади попутчик неуловимым движением рук выдернул из ушей еще мамой подаренные сережки дутого золота.
Маша старательно и очень натурально/и на самом деле была испугана/ изобразила страх и отчаяние, стала умолять отпустить ее:
— Берите все, — кричала она, надеясь, что Потапов точно ее слышит. Ведь он говорил ей во время планирования операции, что все они с майором Петруничевым рассчитали, что наверняка перед первым постом ГАИ после г поворота на Рудный, они свернут по лежневке. И тут их будет ждать засада, но все равно было страшно.
— Вот, возьмите и колечко, — она с трудом стянула с безымянного пальца тонкое золотое колечке с желтым прозрачным камушком.
— Колечком, подруга, не откупишься. За провоз платить нужно.
Маша лихорадочно рылась в сумочке, словно ища деньги.