– Можем поставить его прямо на пол.
– Хочешь оставить гроб прямо на бетонном полу?
– Да.
Они остановились в сомнениях.
– Как пожелаешь.
Меня поставили. Я услышал скрип прямо у головы и удаляющиеся шаги.
Я был один. Я выглянул в одну из дыр. Не совсем один. Наедине с трупом. Одна штука. Мой труп.
В прошлый раз я тоже был здесь один. Мама казалась такой маленькой в гробу. Скрюченной. Может быть, душа занимала в ее теле больше места, чем в телах других людей. Пришла ее семья, с которой я раньше не был знаком. Когда моя мама связалась с папой, ее родители оборвали с ней связь. Тот факт, что член семьи вышел замуж за преступника, не смогли вынести ни мои дедушка с бабушкой, ни дяди, ни тети. Их успокаивало лишь то, что мама переехала вместе с мужем в восточную часть города. С глаз долой, из сердца вон. Но теперь я был на глазах, предстал пред ясным взором дедушки и бабушки, дядей и теть, о которых раньше мама рассказывала, только когда была пьяна или под кайфом. Первое слово, которое я услышал от своего родственника, не считая мамы и отца, было «соболезную». Около двадцати соболезнований в церкви в западной части Осло, недалеко от места, где она выросла. А потом я уехал на мою сторону реки и больше никого из них не видел.
Я проверил, хорошо ли прикручены винты.
Принесли второй гроб.
Снова звук удаляющихся шагов. Я посмотрел на часы. Полвосьмого.
Появился третий гроб.
Водила и могильщик ушли по лестнице, болтая о рождественской еде.
До сих пор все шло по плану.
Конечно, священник не мог отказать, когда я позвонил и от имени семьи из Нарвика попросил разрешения подержать трех жертв автокатастрофы в подвале церкви до конца Рождества. Мы были на месте, и, надеюсь, через полчаса Хоффманн тоже будет здесь. Мы могли надеяться, что он оставит телохранителей на улице. В любом случае не будет преувеличением сказать, что фактор неожиданности на нашей стороне.
Фосфор в моих часах переливался и светился в темноте.
Без десяти.
Ровно восемь.
Пять минут девятого.
Мне в голову пришла одна мысль. Листочки. Письмо. Оно по-прежнему лежало в ящике кухонного стола. Почему я его не выбросил? Просто забыл? И почему я спрашиваю себя об этом, а не о том,
Послышался звук подъезжающих машин и стук дверей.
Шаги на лестнице.
Они здесь.
– Он кажется таким спокойным, – произнес приглушенный женский голос.
– Каким красивым его сделали, – шмыгнула носом пожилая, судя по голосу, женщина.
Мужской голос:
– Я оставил ключи от машины в замке зажигания, думаю, мне лучше…
– Ты никуда не пойдешь, Эрик, – сказала молодая женщина. – Господи, какой же ты трус.
– Но, дорогая, машина…
– Она стоит на кладбище, Эрик! Как ты думаешь, что здесь может случиться?
Я выглянул в дырку.
Я надеялся, что Даниэль Хоффманн придет один, но прибывших было четверо, и все они стояли с одной стороны гроба лицом ко мне. Лысеющий мужчина, ровесник Даниэля, не похожий на него. Может быть, зять. Скорее всего, зять, потому что рядом с ним стояла женщина лет тридцати и девочка лет десяти-двенадцати. Младшая сестра и племянница. Если сходство у кого-то и прослеживалось, то у пожилой седой дамы. Она была как две капли воды похожа на Даниэля. Старшая сестра? Молодая мать?
Но Даниэля Хоффманна не было.
Я уверил себя, что он приедет на своей машине и что было бы странно, если бы вся семья явилась одновременно.
Подтверждение своей уверенности я получил, когда зять с лавровым венчиком волос на голове посмотрел на часы.
– Беньямин должен был унаследовать дело своего отца, – хлюпала пожилая дама. – Что теперь будет делать Даниэль?
– Мама! – предостерегающе произнесла молодая женщина.
– О, не надо делать вид, будто Эрик не знает.
Эрик пожал плечами и стал перекатываться с пяток на носки и обратно:
– Да, я знаю, чем занимается Даниэль.
– Значит, ты знаешь, что он очень болен.
– Да, Элисе говорила что-то насчет этого. Но мы не очень часто общаемся с Даниэлем. И с этой… э…
– Кориной, – резко произнесла Элисе.
– Может быть, настала пора встречаться с ним почаще, – сказала старуха.
– Мама!
– Я просто хочу сказать, мы не знаем, сколько еще времени Даниэль пробудет с нами.
– Мы
– Тихо!
Шаги на лестнице.
В помещение вошли двое.
Один из них обнял старую даму и молча кивнул младшей сестре и зятю.
Даниэль Хоффманн. А вместе с ним Пине, в кои-то веки молчащий.
Они встали между нами и гробом, спиной ко мне. Великолепно. Если мне кажется, что клиент, которого мне предстоит устранить, вооружен, я готов проделать большой кружной путь, чтобы оказаться в той позиции, когда смогу произвести выстрел ему в спину.
Я сжал в руках рукоять пистолета.
Я ждал.
Ждал мужчину в шапке из медвежьего меха.
Его не было.
Стоит на посту снаружи церкви.
Для начала это облегчит нашу задачу, но потом у нас может возникнуть потенциальная проблема.
Сигнал, о котором мы условились с Датчанином и Кляйном, прост: я должен закричать.