Кровь над короной (СИ)

Вот и вся процедура принятия подданства, все очень просто. Да и здешний народ ему нравился все больше и больше с каждым днем — суровый, честный и храбрый. Ему даже не верилось в рассказ Алехана о том, что еще год назад здесь черт знает что творилось.

Сейчас о творившихся безобразиях все жители забыли напрочь — ни убийств с разбоями, ни воровства.

Будто ничего и не было!

Наоборот, ему рассказали историю, что два месяца назад царь Стефан положил на камне пистолет и несколько золотых монет — все черногорцы знали о том, но не один из них не польстился на царское добро, проходили мимо. Князь не поверил, но его туда отвели и показали — вот тут Юрий Владимирович и обомлел.

Даже легенда по горам ходила — пока лежат царские вещи на камне, то Черногорию османы никогда не захватят! И глядя на золотые червонцы с пистолем, можно было что угодно принять на веру!

Преступников, если они появятся, то на Скупщине решили не убивать, а пусть семья их сама забивает насмерть, или веревку накинув, отводит в Скутари или Бар и продает туркам рабом на галеру. Али девает куда, но на черногорскую землю нога его больше не ступит никогда, а имя будет вычеркнуто из памяти народной.

И в такое лютое наказание верилось охотно!

С прибытием в Черногорию, вчера ему дали прочитать отписки о царской деятельности. Сам митрополит отозвался так — «начал между народом черногорским великое благополучие чинить, и такой мир и согласие, что у нас еще никогда не было».

Внимательно Юрий Владимирович прочитал письма русских послов самому митрополиту Савве о царе Стефане, отметив, что на момент отписок они не знали, что царь настоящий, и могли посчитать его самозванцем. Родной дядя, посол в Вене, отозвался так — «черногорцы, примирясь между собою, простили один другому обиды».

Посол Российской империи в Константинополе Алексей Михайлович Обресков, которого князь Долгорукий безмерно уважал, написал митрополиту Савве собственноручно следующие строки, в которых определил свое мнение — «прекратил между славянским народом разных званий издревле бывшие между ними вражды».

Поглядывая на торжество, посланник вздыхал с облегчением — ему не пришлось кривить душой даже в самой малости. Черногорский государь Стефан, то есть Петр Федорович, который действительно оказался сбежавшим императором, о чем он вчера в Петербург и отписал. А сейчас внимательно смотрел за развитием событий.

Таким же громким приветственным криком черногорцы одобрили все предложенные императором Иоанном Антоновичем законы, потом началось награждение. И прошло она довольно быстро, за какой-то час. Вручал деньги и медали воеводам и старейшинам сам царь Стефан, в котором легко узнавался природный монарх (князь старался теперь даже мысленно называть его по новому имени).

Раздачу серебряных медалей возложили на них двоих. Главный воевода граф Орлов, с красной лентой через плечо, выглядел очень грозно. И он сам, в парадной форме с крестом Владимира третьего класса на ленточке, приколотой к мундиру, не раз замечал, как черногорцы внимательно разглядывали, с завистью, русский орден.

Все остальные члены Скупщины получали деньги из кованных сундуков, долго разглядывали монеты с профилем Иоанна Антоновича, и расходились с самым довольным видом.

Но это оказалось только прелюдией к бурно разворачивающимся событиями. Они с графом направились в Котор готовить выступление, на котором настаивал император в своем послании к царю Стефану. И только прибыв в городок, князь понял, что за долгие месяцы его друг Алехан времени зря не терял. Предусмотрительный хитрец уже обзавелся здесь множеством верных людишек, которые приходили к нему в неприметный городской домик чуть ли не каждую четверть часа.

Разного возраста и облика, эти тайные доброхоты русского императора или черногорского царя, тихо говорили с генералом о секретных делах — и так прошел вечер и вся ночь…

— Сейчас начнется, — пробормотал Алехан, и князь увидел, что пара десятков венецианцев отправилась утихомиривать разошедшихся не на шутку английских моряков. Причем, как прибывших на британском корабле, так и состоящих на русской службе.

Возникла яростная перепалка, а потом началась самая банальная драка, какие можно было всегда увидеть в портовых кабачках, в том числе и Петербурге. Отличие только в том, что размах побоища оказался гораздо больше, чем поначалу думал князь, пристально разглядывая развернувшиеся представление в раскрытое окно.

Вскоре к венецианцам прибыло подкрепление, и яростно сопротивляющиеся англичане стали медленно отступать, оставляя лежать на камнях избитые древками алебард тела.

— Нассих биют!

— Кажись, зубы выбили оглоеду…

Задумчиво пробормотал Алехан, с хищной радостью на лице разглядывая драку. Князь только вздохнул, понимая состояние друга — тот любил сходиться на кулачки.

— Наших бьют!!!

Громкий вопль не успел отзвучать на улице, как набежала большая толпа бока-которцев, а с ними несколько десятков вооруженных до зубов русских матросов, настроенных решительно. Причем командовали ими корабельные офицеры с кортиками в руках.