Кровь нерожденных

– Я вот о чем хотела вас попросить, Валечка, – как бы отвечая на вопрос, сказала Зотова, – пожалуйста, поставьте эту капельницу больной Глушко из пятнадцатой палаты. Она после выкидыша, состояние у нее неважное, я боюсь осложнений. Лучше перестраховаться. Правда? – Она опять ласково улыбнулась.

Валя осторожно взяла в руки банку.

– Как сделаете, можете пойти поспать. Я понаблюдаю, потом сама сниму. Договорились?

– Спасибо, Амалия Петровна. – Валя опустила глаза.

– Вы очень хорошая девочка, – Зотова подтрепала ее по круглой щеке, совсем не похожа на нынешних. Такая скромненькая, спокойная. Я обязательно напишу благодарность в институт.

Валя хотела спросить, что в банке, но постеснялась.

* * *

В маленькой послеоперационной палате было темно. Валя щелкнула выключателем. Задрожал голубоватый люминесцентный свет, и Валя заметила, как вздрогнула лежавшая на койке женщина.

– Простите, пожалуйста, Лидия Всеволодовна. Капельницу вам надо поставить.

– Я не спала. – Лида резко села на койке. – Пожалуйста, не надо мне ничего ставить.

– Почему? – удивилась Валя.

– Мне нужно позвонить мужу. Где у вас телефон?

По коридорному телефону-автомату для больных можно было позвонить только в Лесногорск.

– Что с вами делать, пойдемте в ординаторскую. Оттуда можно позвонить в Москву по коду.

Вообще это было категорически запрещено, но Валя решила: сейчас там никого нет, а человеку надо, в конце концов, домой позвонить…

– Жора, это я!..

Валя села в сторонке, чтобы не мешать. Выходить в коридор она не хотела – если кто-то зайдет и увидит больную в ординаторской, будет скандал. А так она возьмет все на себя. Влетит, конечно, ну и ладно.

– Жора, забирай меня отсюда как можно скорей. Приезжай и забирай под расписку. Они не могут не отпустить. Возьми с собой Сергея.

Что? Были вместе? И что он сказал? – Лида немного повысила голос:

– Не может быть!

Потом заговорила совсем тихо, даже прикрыла ладонью трубку, но Валя слышала каждое слово:

– Мне здесь страшно. У меня не было никакого выкидыша. Они мне поставили капельницу, и начались роды. Ребеночек живой был, я видела. Они его унесли. Нет, девочка. Нет, я не видела. Эта женщина сказала, которая принимала…

Дверь распахнулась, и на пороге возникла Зотова:

– Что здесь происходит?

– Простите, Амалия Петровна, больной надо было позвонить, она же из Москвы… – Валя вскочила и даже вытянулась по стойке «смирно».

– Немедленно положите трубку! – скомандовала Зотова, ни на кого не глядя.

– Все, Жора, я больше не могу разговаривать. – Валя заметила, что при появлении Зотовой Лида вдруг побледнела.

– Больше никогда так не делайте, – сказала Амалия Петровна вполне спокойно, – больным запрещается пользоваться служебным телефоном. Идите работайте. И не забудьте, о чем я вас просила.

– Это она вам сказала поставить мне капельницу? – спросила Лида, когда они вернулись в палату.

Валя кивнула.

– Очень вас прошу, не надо. Я боюсь. Я не верю ей. Она сказала, что там?

– Нет. Но я и не спрашивала. Она все-таки заведующая отделением, я должна выполнять ее распоряжения.

В палате горел яркий свет, и Валя, взглянув на банку, прикрепленную к штативу, заметила легкий белый осадок на дне. Секунду подумав, она сказала:

– Давайте сделаем так. Я сейчас поменяю банки, поставлю вам капельницу с физраствором, совершенно безвредную. А эту спрячу куда-нибудь или, если хотите, попрошу в институте, в лаборатории, проверить, что там.

– Пусть лучше проверят на Петровке. У мужа школьный товарищ – подполковник милиции. Он отдаст в их лабораторию.

«Это уж слишком, – подумала Валя, – хотя, может, так оно и лучше. Если в институте там какую-нибудь пакость найдут, они ведь все равно в милицию обратятся. Так лучше сразу!» – Хорошо, давайте так и сделаем.

* * *

Когда Зотова вошла в палату, больная Глушко лежала под капельницей и дремала. Жидкости в банке осталось совсем немного, на самом донышке. «Можно снимать, – решила Зотова, – уже более чем достаточно. Если завтра заговорит о выписке – скатертью дорога».

– Как мы себя чувствуем? – ласково спросила Амалия Петровна.

– Спасибо, нормально, – ответила больная.

– Домой хотите?

– Естественно, хочу. У меня же трое детей. Скажите, а почему меня не перевели в общую палату?

Что-то не понравилось Зотовой в интонации этой Глушко. Она даже не могла понять, что именно, но потом поняла: враждебность пропала. А это странно.

– А чем вас отдельная не устраивает? – спросила она, улыбнувшись.

– Да нет, все устраивает. Просто интересуюсь.

– Почему бы вам не полежать с комфортом, если у нас есть такая возможность, – снова улыбнулась Зотова.

Когда она вышла из палаты, ей навстречу попалась маленькая практиканточка Валя.

– Амалия Петровна, можно вас спросить?

– Конечно, детка, спрашивай.

– Что было в капельнице?

– Эргометрина малеат, препарат, стимулирующий послеродовое сокращение матки. Ты молодец, что интересуешься.

«А ведь с этой крошкой тоже придется что-то придумывать. Береженого Бог бережет», – грустно заметила про себя Зотова.

Глава 17