Кровь, пот и чашка чая. Реальные истории из машины скорой помощи

Вот как можно, проработав 8 часов, выполнить всего два вызова…

После публикации этого поста коллега-блогер подарил мне пачку пластырей. Больше не придется искать их по всей станции.

Успокоительное

Сегодня мне полагалось работать, но (и тут мне потребуется все ваше сочувствие) я получил отгул из-за травмы на работе. К счастью, ничего серьезного, в отличие от прошлого раза, когда я проглотил частицы крови ВИЧ-положительного пациента.

Во вторник нас вызвали в большой конференц-центр на «остановку сердца/клиническую смерть/припадок». На месте нас встретил охранник (охрану выставили у обоих въездов, чтобы сразу сопроводить нас к пациенту). Пришлось подниматься по лестнице, таща с собой кучу оборудования из машины. Наш чемоданчик первой помощи, кислород и все, что положено к нему — дефибриллятор, отсос и инвалидное кресло, — весят немало, поэтому мы сильно запыхались, пока добрались до пациента.

Первое, что мы увидели (и! очень! обрадовались), что пациент отнюдь не мертв, а лежит на полу в окружении охраны, и сверху на нем сидит медсестра из пункта первой помощи. Подойдя поближе, мы поняли, что припадка у мужчины нет, но он активно сопротивляется, отбиваясь от окружающих его людей, явно в помутненном состоянии. «Ага! — подумали мы, — постиктальный период!»

В постиктальном периоде сами судороги прекращаются, но пациент остается дезориентированным, сонливым или агрессивным. В данном случае мужчина был и дезориентирован, и агрессивен; не отвечал тем, кто пытался говорить с ним, и издавал только какие-то животные звуки. Обычно подобные эпизоды длятся не более получаса, поэтому мы решили подождать, пока больной успокоится, чтобы усадить его в скорую.

Иногда агрессия возникает просто оттого, что человека физически удерживают на месте: он растерян, напуган и чувствует только то, что его держат, поэтому начинает сопротивляться. Я предложил охранникам попробовать его отпустить, в результате чего мужчина сначала попытался встать, но тут же упал снова (не беспокойтесь, мы его подхватили), а медсестра заработала шишку на голове. Мне удалось взять у больного анализ крови на сахар (тот оказался в норме), а мой напарник дозвонился матери пациента, так что мы получили о нем кое-какие сведения. В целом мужчина был здоров, эпилепсией не страдал, но за прошлые 2 года подобные припадки у него случались уже дважды. Все время беседы мать слышала в трубке, как кричит ее сын. Раньше он никогда не проявлял агрессивность.

Ожидание затягивалось, и мы переложили больного на кушетку, где его было удобнее держать. Через 10 минут его состояние не изменилось, хотя обычно к этому времени наступает усталость. Мы начали обсуждать, что еще можно сделать, чтобы помочь пациенту непосредственно на месте. Его невозможно было везти в машину, так как мужчина продолжал сопротивляться; оставалось только прибегнуть к успокоительному. Я побежал обратно в скорую и попросил диспетчерскую прислать нам дежурного врача или кого-то еще, имеющего право вводить успокоительные препараты.

Минут через 10–15 к нам явилась команда врачебной помощи — новая служба, в которой врачи из Королевского госпиталя в Лондоне являются на срочные вызовы: что-то вроде вертолетного подразделения, но без вертолетов, выезжающего не на травмы, а на такие вот медицинские происшествия.

Врач (очень приятный человек) и фельдшер быстро осмотрели пациента, выслушали, что нам удалось узнать, и решили, что успокоительное — отличная идея.

Пропустим следующие 40 минут, которые мы потратили на седацию пациента с помощью все больших доз препарата. Для медиков, которые меня читают: ему понадобилось 10 мг галоперидола и 17 мг мидазолама. В какой-то момент врач уже хотел полностью «выключить» пациента и сделать интубацию. К счастью, успокоительного хватило, чтобы вывезти его из конференц-центра и загрузить в нашу скорую, после чего мы помчались в больницу Ньюэма и добрались как раз в тот момент, когда пациент начал просыпаться (действия лекарств хватило всего на четверть часа). Врачи немедленно ввели его в кому и интубировали.

Мы не представляли себе, почему пациент вдруг стал агрессивным и почему его сознание никак не прояснялось. Это предстояло выяснить врачам в больнице. Я рассматривал варианты эпилепсии, травмы головы (от удара об пол при падении), менингит (мы сразу ввели ему антибиотики) или инсульта. Напарник обещал узнать, что все-таки произошло.

Да, так чем же я болен? Видите ли, после того, как мы 1 час 10 минут удерживали пациента, у меня обнаружилось растяжение связок большого пальца. Поскольку теперь я не могу носить больных вверх и вниз по лестницам, мне дали отгул (плюс еще 2 дня отпуска), чтобы палец успел зажить и с понедельника я мог бы снова спасать людям жизни подбирать на улице пьяных. Кстати, завтра у меня день рождения: 33 — это же совсем мало, правда?