КРОВЬ СО ЛЬДОМ (СИ)

От изысков этого места глаза покрываются кровоточивыми сосудами.

— Про того странного мужика, который закатывал вечеринки каждые выходные в своём доме, чтоб завлечь некогда любимую девушку?

Как она смеет говорить о напыщенности, когда у самой пафос стекает крупными каплями с тёмно-вишнёвых губ?

— Любовь – штука невероятная, – смешок. Очередной глоток вина.

Ревность рвёт внутренности в клочья и оставляет садняющую пустоту между рёбер.

— Любовь – бесполезнейшая трата времени, – изрекает Скарлетт, наблюдая за Брен, что натянуто улыбалась в объятиях своего… парня? Какого, блять, за месяц?

— Почему ты так считаешь? – Элла смеётся, удивлённо вскидывая бровь с изломом.

Бренда никогда не отличалась чувством стиля – нацепила на себя как можно больше побрякушек, чтоб уж наверняка. Сиять так сиять.

— Ну, знаешь ли, для меня всё, что требует эмоциональных ресурсов не в мою пользу – бесполезная трата времени, – голос снижается, сводя все эмоции на нет. Внимательно следит за тем, как меняется в лице её якобы подруга. Намечается ссора.

Чужие страдания всегда доставляли ей шипящее под кожей удовольствие.

— Ты посвящаешь всего себя кому-то другому, а это уже абсурд чистой воды, – пожимает плечами, не сводя взгляд с Линдгрен, чьи эмоции начинают бить ключом. — Влюблённые люди тупеют на глазах. Жалкое зрелище, – вздох. — Это как…

— Болезнь?

Скарлетт чувствует его дыхание на своей шее; Ричард, бесшумно подошедший сзади, в привычной манере кладёт подбородок на её плечо и что-то мурлычет.

— Да, Рик, – её сокровенное желание – накормить его свинцом. — Болезнь. Подслушивать чужие разговоры – не хорошо, мама разве не учила? – слова пропитываются жгучим недовольством, когда пальцы стискивают бокал до белого цвета в замёрзших костяшках. Сейчас лопнет. Прямо в руках.

— Чужие? – притворяется чересчур наигранно. — Я думал, мы уже подружились, – тянет уголки губ вверх. — Я украду её на пару минут, можно? – спрашивает разрешения Эллы, не беря в счёт её мнение.

— Разобьёшь ей сердце – разобью тебе лицо, имей в виду, – с деловитым видом опустошает бокал и разглаживает складки на длинном платье. — А так – да, конечно можно.

— Хорошо, учту, – Баркер послушно кивает, отводя Скарлетт, что сжала зубы от подкатывающей к горлу ярости, в сторону. Она не подаст виду.

— Мне больно, – отскакивает от зубов, когда пальцы Рика врезаются в запястье привычно болезненно.

— Мне похуй.

Чистое отвращение ложится бликами на синюю радужку покрасневших глаз.

— А что случилось? – глумливо до горечи. — С чего это тебя так перемкнуло?

— Разве перемкнуло? – зажато улыбается, заключая всю искромётную ненависть в линии сжатых кулаков. — Всё в порядке. Вроде.

— Такой вид, будто тебя вот-вот вырвет, – и ухмыляется. Так самодовольно и приторно-сладко, от начала и до конца унизительно, р-а-з-р-у-ш-и-т-е-л-ь-н-о, и на какую-то секунду хочется пустить слезу от собственной беспомощности, ведь он настойчиво доказывает своё мнимое превосходство.

— Может, выпила слишком много, – апатично ведёт плечом. — Ты тоже не в лучшем виде, – намекает на волосы, что слегка растрёпаны. — Подружка помогла или сам красоту навёл?

— Какая? – оборачивается назад, показательно ища подружку, о которой заговорила Гилл. — Из всех подружек здесь у меня только ты.

— Приятно, – сонно лжёт, всем своим видом демонстрирует, насколько ей безразлично.

— Из-за неё, небось, бесишься? – скалится, пытаясь задеть хоть какие-то струны её души; без разницы, все они давно порваны.

— Сплю и вижу, – кивает, аккуратно потирая глаза, чтоб ненароком не смазать косметику.

— Да ладно, – тон Баркера смягчается; звенящее самодовольство развевает первый порыв ветра. — Девчонка на один раз, не более.

Скарлетт поднимает голову:

— Почему тебе кажется, что меня это, блять, хоть как-то беспокоит? – срывается с языка. — Мне плевать.

Рик молча смыкает пальцы на её запястье и приподнимает руку, что дрожит от перевозбуждения и боли в груди. Он шепчет на ухо, стоя непозволительно близко:

— Только твоё тело говорит об обратном.

Её губы плотно сжимаются. Она смотрит на Баркера в упор, сужая чернильные зрачки, резко очерчивая углы рта; в ней плещется гнев и импульс вибрирует, как натянутая проволока, как провод, затягивающийся на чужой

(«его»)

шее и вырывающий рваные хрипы.

Скарлетт звонко разбивает бокал об стол.

— Моё тело говорит только о том… – из её рта – шипение гремучей змеи и смертельный яд, когда она направляет острый осколок, оставшийся от бокала, на Ричарда; стекло – в исколотых линиях, с каплями тёмно-красного вина на режущей кромке. — Только о том, что хочет перерезать твою глотку, если ты сейчас же не… – осекается, видя отпечатавшуюся на лице Рика неожиданность.

Ветер колышет выбивающиеся из причёски волосы и Гилл сглатывает свою желчь – истлевает, горит и дышит, чувствует, как кровь шумит в ушах, выдыхая пепел. Вспыхнув как спичка, Скарлетт догорает за считанные секунды; боль из горла вытаскивают костью, ставшей поперёк. Пальцы больше не бьёт мелкая дрожь.