Рик не отвечает, лишь продолжает смотреть на неё в упор. Пронзающий взгляд иглами лезет под кожу, и, кажется, вызывает физическую боль; Гилл чувствует тяжёлый вкус металла во рту. Сердце пропускает удары. Её сковывает напряжение, ведь его глаза перестают принадлежать ему, когда завеса мрака опускается на целый мир. Вокруг темнеет стремительно.
Внутри что-то шевелится.
— Ничего, – наконец отзывается он, опуская голову. Баркер разрывает новую упаковку и достаёт чёрную сигарету.
— Ты устал, – констатирует Скарлетт, выдыхая с облегчением; отпускает.
Он меняется, как по щелчку пальца.
Она смещает фокус на то, что осталось от цельного трупа: конечности с выломанными хрящами, вскрытый опустевший живот, теперь уже больше напоминавший ошмётки ткани, внутренности, над которыми жужжит первая муха, проломленные рёбра с разорванной грудной клеткой… И эмаль, обильно вымазанная красным.
— Нет, – повторяет тот, поджигая сигарету. Пялится в потолок. Вдыхает дым. Его вновь начинает трясти, ведь всё происходящее бьёт молотком по обнажённым нервам.
— Да, Рик, – упрямо.
— А тебе-то, блять, какое дело? – из горла рвётся смех; голос пропитывается безумием, до этого ей неизвестным, и от того завораживающим. — Хватит строить из себя заботливого человека, меня уже, сука, выворачивает от твоей лжи. Критикуешь – предлагай, слышала о таком?
— Предлагаю сделать, как ты хотел сначала, – его злость её не пугает. Пожимает плечами.
— Это займёт время, – уже спокойнее проговаривает он.
— Сколько? – вкрадчиво, с пародией на искренность.
— Часов двадцать в лучшем случае, – едкая вонь липнет к лёгким.
— Ничего страшного, – Скарлетт берёт в руки его зажигалку. — У нас оно есть.
— У нас? – нервный смешок с нотами недоверчивого удивления. — Ты разве не собиралась уходить?
— Что? Нет. Конечно нет, – щёлк. Тонкий язычок пламени тянется вверх. Гилл держит ладонь над огнём, что согревает покалыванием в коже.
— Надо же, – затяжка. Пауза.
— Я с тобой, – прикусывает нижнюю губу.
Ричард боится. Скарлетт чувствует.
Да, та фраза имела большое значение, она помнила, как сейчас: Рик прижимает её к столешнице, дышит в шею и говорит о том, что ненавидит, когда от него уходят. Больше всего Баркер боится быть брошенным. И тот день, когда Скарлетт впервые появилась в этом доме, его чёртовой обители, когда они даже не разговаривали, но ему всё равно было необходимо знать, что она где-то поблизости, и его слова о том, что он привяжет её или прицепит наручниками к кровати – там, в реальности, не было угрозы. Он и вправду собирался привязать её.
Не к кровати. К себе.
Его пугает одиночество. Видела ли она его когда-нибудь одного, не в компании друзей и подруг? Они вьются вокруг не потому, что хотят – Рик притягивает их сам.
— Правда? – сарказм звенит в ушах, смешанный с подозрением.
— Правда, – вторит, опуская ладонь ниже. Тепло начинает жечь и отдаётся болью.
— Обожжёшься, – сухо изрёк тот.
Клюнул.
— Да нет, – слабо улыбается, чувствуя вкус победы на кончике языка. Ричард – как оголённый провод. Скарлетт учит его уязвимости наизусть и читает про себя словно молитву, теперь зная, на каких струнах души можно сыграть. — А что мы сделаем с ней потом? – она нарочно выделяет «мы»: «Не бойся, я буду с тобой рядом и стану душить, как астма, я всегда буду здесь, только позволь сделать хуже, я никогда не уйду, только позволь мне отравить тебя».
Он смягчается на глазах.
— Ты права. Не хочу с этим ебаться, – он собирается потушить сигарету и оставить ожог на запястье, но Скарлетт опережает его, вытягивая свою кисть вперёд.
— Туши.
Баркер смотрит на неё искоса, почему-то не уверен. Зависает, пока сигарета в пальцах не прекращает тлеть.
— Не хочу, – сопротивляется слабо.
— Да ладно? – она хмыкнула. В нём тает лёд.
Он хмурится. Пальцы вздрагивают, опуская пепел на запястье Скарлетт, сцепившую зубы. Окурок безвольно падает на полиэтилен. Она не шипит от боли, лишь дышит быстрее.
— Я должен поблагодарить?
Гилл одёргивает руку:
— Не стоит, – кривая ухмылка.
Ногой она отпихивает голову,
(«забавно»)
поднимаясь с места.
— Выварить, говоришь? – переспрашивает, опускаясь на пол рядом с инструментами.
— Есть другой вариант, – повёл плечом. — Удалить скальп с мозгом, глазными яблоками и прочим, предварительно распилить череп, в общем, долго и нудно, но если хочешь, чтоб она считалась пропавшей без вести, то сделать это нужно.
— Без вести, – вдумчиво повторяет за ним, беря в руки залитый кровью нож. Она сама – почти чиста, всего несколько капель на тонкой коже.
— Да.
— Нет, я так не хочу… Так не интересно, – поворачивается к нему, поднося остриё ножа к губам.
— Думал, для тебя приоритетнее не попасть за решётку, а тебе всего-то поиграть хочется.
— Можно отправить часть тела родителям в посылке, – смеётся. — Как в старых детективных книжках.
— И какую же?
— Руку. Ту, что с татуировкой. В красивой упаковке, – мечтательно протягивает она, проводя ножом по шее. — Курьером. Почему нет?
— Весело, пиздец, – тяжёлый вздох. — Опасно.
– Какая разница? – кривится, вжимая кромку в ключицу. — Её мать инфаркт на месте словит.