КРОВЬ СО ЛЬДОМ (СИ)

— Чувствую… завершённость. Утончённость в изгибах линий, – сердце цепкими пальцами стискивает тоска. — Что-то, что граничит с красотой и ужасом. Нет. Нет, не так, – осеклась она, подрываясь с места и останавливаясь в миллиметре. — Траур. Красота, заключённая в трауре, как главная идея, и… Ужас и красота – у них своя связь, что-то, что дополняет и завершает, раскрывает всю суть. Красота, построенная на фундаменте трагедии. Нечто запрещённое, – в каждом её слове он чувствует энтузиазм, слышит восторг в высоких нотах, что мешает говорить. — Запрещённое и от того… – голос становится тише, как если бы она не была уверена в правильности собственных фраз, – притягательное.

Скарлетт оглядывается на него, словно ищет одобрения.

— Они заставляют чувствовать по иному не только себя, но и всё вокруг, – изрекает с придыханием. — Это – великолепно и ужасающе. Одновременно. Наталкивает на мысль о том, что за всеми прекрасными вещами стоит нечто чудовищное. Болезненное. Будто смерть и изящество идут рука об руку. Всё прекрасное – тленно и обречено на скорое уничтожение, ведь так? – она не дожидается ответа. — Я чувствую слишком много, я… Не знаю, – оглядывается на него, распахивая глаза; в её расширенных зрачках он видит грусть, всеобъемлющую. — Меня это вдохновляет.

Рик запускает руки в карманы, но вспоминает, что оставил сигареты в доме наверху.

— Это и есть мой ответ, – слабо улыбается, перебирая её волосы.

Скарлетт завоевала его доверие.

— Молодость имеет свойство обращаться в прах, – он аккуратно вынимает из её волос жемчужный гребень, распуская пряди у виска, и кладёт на запылившийся деревянный стол. — Ничто не вечно, как ты и сказала. Красота и жизнь – в том числе. Поистине прекрасным может считаться лишь то, чему предначертано осыпаться пеплом, – разделяя тёмные локоны, он сплетает их осторожно. — Меня это убивало. Всегда, сколько себя помню, я, видя розу, в первую очередь думал о том, какой красивой она является: лепестки насыщенного цвета, тёмно-зелёные листья, даже эти короткие и острые шипы, вгрызающиеся в кожу – всё это заставляло меня трепетать ещё в раннем детстве. Но затем, как наводнение, на меня обрушивался целый тайфун мыслей, и каждая – разрушительна по-своему.

— Потому что все розы завянут, – несмело продолжила Скарлетт.

— Их всех затопчут соседские дети, – Баркер заплетает её волосы в толстую косу. — Срежут циничные люди, уничтожающие всё, к чему успевают прикоснуться. Стебли начнут ломаться, а листья – опадать вместе с нежными лепестками. И гнить. На земле или под ней, сухая трескающаяся кучка под подошвой – всё, что останется в итоге.

Гилл с полуприкрытыми глазами стоит неподвижно.

— Это всегда вгоняло меня в тоску. Я не мог смотреть на вещи, как все остальные, – сквозь пальцы струится бархат. — Я понимал, что все мы обречены. И я, и ты. Всем нам когда-нибудь придёт конец. Лет через двадцать после того, как земля поглотит наши тела, о нас забудут и вовсе, Скарлетт: сёстры и братья прекратят лить слёзы, дети забудут, друзья сделают то же самое. Наши имена, быть может, останутся в чьих-то рукописях, но даже это сомнительно. Кое-где, возможно, материя сохранит память, но и она будет разрушена. От нас не останется ничего.

Ричард выдыхает беззвучно, уже забывая о недавнем желании глубоко затянуться едким дымом.

— Но они все, – переходит на шёпот, обводя взглядом тела девушек, – мой катарсис. Они – моё искусство.

Она медленно поворачивает голову, чувствуя тяжесть во всём теле.

— Искусство, которое я собирал по крупицам, выуживал из них с ювелирной точностью, чтоб не повредить внешнюю оболочку. Внутри живых тел оно было мёртвым, и мне пришлось поменять всё местами – умерев, они позволили моему искусству жить.

Сегодня, трясясь перед зеркалом, он получил ответ на свой вопрос: истекая кровью и задыхаясь, захлёбываясь потоком неконтролируемых мыслей, Ричард, наконец-то, понял.

— Я не убил тебя по этой же причине, – качает головой, распуская пряди. Его голос соткан из гипнотизирующей сладости, собран из мозаичной теплоты.

— Искусство? – робко, с боязнью ошибки.

Скарлетт сглатывает, рассматривая четвёртую девушку, чьё имя так и не смогла узнать: точеный подбородок резко контрастировал с маленьким носом и пухлыми губами.

(«разве это плохо?»)

— В тебе оно живёт.